Гнёт ее заботы - [197]
Затем он вспомнил ее обещание утопиться, если он не разрешит ей отправиться вместе с ним. И понял, что заставить ее уйти не удастся.
На мгновение у него даже мелькнула мысль, не принять ли предложение Вернера ― но он сразу же ее отверг, понимая, что и на это Джозефина тоже не согласится.
«Но, может быть, Вернер блефовал на счет потолка»?
Кроуфорд снова взглянул вверх, а затем обреченно опустил взгляд. Нет, он не блефовал.
Он щелкал пальцами, избегая смотреть как на Вернера, так и на Джозефину.
«И времени у тебя тоже не так много, ― напомнил он себе. ― Нужно что-то делать».
Он уставился сквозь стеклянный короб на древний рубец, протянувшийся через выпирающий живот фон Аргау, а затем очень медленно повернулся к Джозефине. ― Сколько лет ты проработала медсестрой?
― Шесть, ― прошептала она.
― А сколько раз тебе приходилось… Он вынужден был остановиться, чтобы сделать глубокий вдох. ― Сколько раз тебе приходилось ассистировать при кесаревом сечении?
Вернер начал что-то быстро говорить, но голос Джозефины легко пробился через его слова. ― Раз шесть, думаю.
― Хорошо ― потому что скоро тебе придется сделать это снова.
Кроуфорд забрался в стеклянный саркофаг и, не обращая внимания на костлявые руки Вернера, слабо дергающие его за брюки, начал осторожно выбивать стеклянные стенки рукояткой пистолета ― для работы им с Джозефиной нужно было место.
Слабые причитания Вернера потеряли всякое сходство со словами, когда Кроуфорд взял в руки кинжал, обернутый тряпкой, чтобы его можно было держать у острия, зажал пальцами тугую складку плоти и сделал первый надрез.
И хотя попытки Вернера освободиться сделались еще более настойчивыми, Джозефина легко с ними справлялась, удерживая его на месте одной рукой, пока другая стирала текущую кровь куском ткани, смоченным брэнди из фляжки Кроуфорда. Каждые несколько секунд она подносила фляжку к губам старика ― после первого разреза он больше не отказывался от спасительного алкоголя.
У Кроуфорда начинало мутиться в глазах от усталости, и, лишь напрягая всю свою волю, он заставлял руки не трястись и не делать слишком глубокие надрезы. Он все забывал, что они не в больнице, и это не роды, и несколько раз машинально спрашивал у Джозефины бистури[447] или хирургические ножницы[448].
Он заставил себя вспомнить изображения, которые видел в Сборнике Менотти, те самые, которые были ошибочно занесены в каталог как иллюстрации кесарева сечения, но на самом деле были записями об операции, с помощью которой в Вернера поместили статую. Он вспомнил, где изначально в membrana adipose и брюшине были сделаны разрезы и пытался теперь резать в тех же самых местах.
Пальцы, казалось, вспомнили старые навыки и двигались со все возрастающим мастерством, и всего лишь через несколько минут он отвел в стороны рассеченную кожу и слои мускулов и увидел статую.
Она выросла за эти столетия внутри Вернера, и была теперь размером почти с двухлетнего ребенка, но это, несомненно, была та же статуя, которую он видел на рисунках. И словно это был и вправду ребенок, она была повернута головой книзу, а ручки и ножки были подтянуты к щеке, и Кроуфорду пришлось напомнить себе, что это камень, и пуповину перерезать ему не придется. Он осторожно просунул руку под скользкую голову.
― Теперь осторожней, ― сквозь зубы процедил он. ― Она выходит.
Он начал тянуть.
― Кровотечение, доктор, ― поспешно сказала Джозефина.
Кроуфорд сморгнул застилающий глаза пот и вгляделся в голову статуи; теперь он тоже видел темную венозную кровь толчками вытекающую из-под его исследующей внутренности руки.
Всхлипы Вернера звучали теперь словно смех.
― Помести свою руку под моей, ― сказал Кроуфорд Джозефине, ― и зажми область кровотечения.
Кроуфорд держал руку под головой статуи, и почувствовал, как скользкие от крови пальцы Джозефины протиснулись снизу. Какой-то миг он боялся, что такое растяжение разреза неизбежно вызовет кровотечение где-нибудь еще, но Джозефина была опытным помощником ― ее рука двигалась быстро, но осторожно, прощупывая и определяя натяжение тканей, и через каких-нибудь несколько секунд кровотечение замедлилось.
― Хорошо, ― напряженно процедил Кроуфорд. ― Скоро посмотрим что там, а там будет видно, может, наложим шов, но пока сойдет и так.
Он снова начал тащить каменную голову.
Статуя изогнулась, заставив свою каменную субстанцию заскрипеть от напряжения. Она сопротивлялась ему, стараясь напрячь себя еще больше и остаться в гнезде плоти, в котором находилась уже восемь веков.
― Ткани слишком тугие, ― быстро сказала Джозефина, ― что-нибудь порвется, если будем так тянуть. Она взглянула на Кроуфорда и устало ему улыбнулась. Жизнь матери находится под угрозой.
Кроуфорд невольно вздрогнул, так как во время родов такие слова обычно означали, что ребенка необходимо было принести в жертву, убить и по кускам извлечь из матки.
Чтобы иметь возможность двигаться, статуе пришлось размягчить свою материю, но, несмотря на это, Кроуфорд видел наполненные кровью Вернера трещины, там, где камень не выдержал нагрузки.
Одна протянулась через шею, и он вставил острие клинка в отверстие и надавил.
Специалист по литературе XIX века Брендан Дойль отправляется назад во времени – в 1810 год. Он хочет послушать лекцию поэта Сэмюэля Тэйлора Кольриджа. В Лондоне ему придется столкнуться с изуродованными клоунами, подпольной организацией нищих, безумным гомункулом и магией. Дойля похищают цыгане, и ему не удается вернуться обратно в 1983 год. Филолог превращается в уличного афериста, учит новые трюки и становится фехтовальщиком, только чтобы выжить в темном и предательском мире лондонского дна. Он бросает вызов ядам, пулям, черной магии, убийцам-нищим, заключению в подземелья, наполненные мутантами, и прыжкам во времени.
Когда к Дафне Маррити попадает странный фильм, вызывающий у людей приступы пирокинеза, сжигающие все вокруг, она и ее отец Фрэнк попадают в центр мирового заговора, в котором участвуют не только государственные спецслужбы, но и тайное общество, созданное еще в Средневековье. Вскоре на отца совершает нападение слепая убийца, а с Дафной прямо из выключенного телевизора говорит призрак, и постепенно Маррити понимают, что подлинная история XX века имеет мало общего с той, что изложена в учебниках, а реальность гораздо страшнее, чем кажется.
Бывший профессиональный игрок Скотт Крейн десять лет не появлялся в Лас-Вегасе и не прикасался к картам. Но ночные кошмары о странной партии в покер, в которой он когда-то участвовал, приводят его обратно в «город грехов». Ибо той ночью 1969 года магическая игра не закончилась. И решающая ставка в ней – его бессмертная душа. Магия карт Таро, ожившие мифы, гангстеры – в романе, получившем самые престижные литературные награды: Всемирную премию фэнтези и премию «Локус».
Существует магический способ получить бессмертие, поедая призраков, глотая последний выдох. И существуют силы, живущие этим. Кути понятия не имел, чем обернется его бунт. Разбив бюст Данте, мальчик находит пробирку с духом легендарного ученого – призраком Томаса Эдисона. За ними начинают охотиться и призраки, и люди. Салливан пытается убежать от воспоминаний. Он узнаёт, что призрак его отца в опасности, и решает помочь. Доктор Элизелд испытывает вину за смерть пациента и ищет способ искупления. Роковые события сводят их вместе, чтобы раскрыть преступление и подарить покой умершим.Книга содержит ненормативную лексику.
Постапокалиптическая Америка. Когда-то Грегорио Ривас был лучшим избавителем в округе, но он бросил опасное ремесло и теперь зарабатывает на жизнь музыкой. Однажды к нему приходит Ирвин Берроуз, один из самых богатых людей цивилизованного мира, с просьбой вернуть его дочь Уранию, попавшую к сектантам-сойкам. Люди, попавшие к сойкам, очень быстро теряют рассудок и превращаются в безвольных рабов своего Мессии. Берроуз предлагает за спасение дочери огромную сумму, но не это побуждает Риваса вновь взяться за старую работу: много лет назад он был влюблен в Уранию и все еще не забыл ее.
Он сам и его деяния — непостижимая тайна, как для людей, так и для тех, кто владеет древней природной магией. Обремененный принципами и кодексом чести, он свободен, как ветер, приходит и уходит из этого мира, когда захочет или когда почувствует, что беду можно остановить, только в очередной раз пожертвовав высшим силам свою жизнь. У него много имен: британцы называли его Артуром, викинги — Зигмундом, только Брайану Даффи еще предстоит вспомнить об этом. А пока старого наемника находит в Венеции весьма подозрительный чернокнижник и предлагает поработать вышибалой в своей пивоварне, а заодно спасти мифического короля и остановить турецкое нашествие у стен благословенной Вены.
Незаметно минули долгие годы учёбы, остались позади юношеские капризы и грёзы, а взрослая жизнь неожиданно разочаровала одиночеством и скукой. Решив разбавить ежедневную рутину, Роман согласился на небольшое путешествие в честь открытия экспериментальной установки. В составе студенческой группы он посетил утомительную экскурсию и даже стал свидетелем совместной работы учёных из разных стран. Однако Роман и представить не мог, чем впоследствии всё обернётся: одна трагическая случайность, и перед ним открывается неведомый мир, живущий по своим древним неписаным законам. Пытаясь жить по новым правилам, Роман попадает в водоворот кровавых событий.
В Московский уголовный сыск поступила жалоба от видного деятеля партии. Мол, некто, называющий себя волхвом Дорошкой, вторгается в сны супруги партийца и внушает ей ерунду всякую. Надо оградить сны партийных работников и их жён от постороннего вмешательства.
Страна Скади Грин, капитана боевого цеппелина, почти двадцать лет расколота гражданской войной. Однажды жизнь Скади при загадочных обстоятельствах спасает вражеский офицер, запуская цепь событий, изменивших для неё всё. Сможет ли Грин в круговерти боёв и политических интриг разобраться, кто друг, а кто враг, за какую правду она сражается, и что связывает её с тем самым офицером, ставшим для Скади ангелом-хранителем?
Две самые загадочные кампании наполеоновских войн — египетская и русская. Их объединяет многое: враждебность местного населения, растянутость коммуникаций, сложные климатические условия. Обе войны Наполеон проиграл, не проигрывая сражений. Однако после Египта его ждал триумф и императорский трон, а после России лишь дальнейшее падение и скорая катастрофа. О том, что нашел Бонапарт в песках Египта, и что потерял в русских снегах, знают Александр Остужев и его товарищи, ведущие многолетнюю борьбу с завоевателем.
Дорогой читатель!Не ищите описываемых ниже событий ни в истории, ни в географии. Это страна Фантазия, и не более того. Страна Фантазия, где Саладин не умер без наследника, где не пала его империя, потому что у него достало ума загодя усыновить юного христианского пленника, у которого тоже хватило благоразумия не стоять насмерть на своих христианских принципах, а принять ислам и стать царем после Саладина, женившись на его дочери, которая стала матерью следующего императора. Поэтому смерть великого султана не ввергла Восток в кровавый разброд и не отбросила на тысячу лет назад, как на самом деле.Страна Фантазия, где король Джон удержался на троне, получив от сарацинского государя огромную взятку, и мятежным баронам не удалось его свалить.
Космическая эра началась 4 октября 1957 года – в день, когда советские ракетчики вывели на орбиту первый искусственный объект. Они назвали его «Спутник», и это название навсегда закрепилось в языках народов мира. Исторический запуск предопределил развитие космонавтики на десятилетия вперед. Но что, если первыми свой сателлит в космос запустили бы американцы? Как изменилась бы история мира? Кто стал бы первым космонавтом? Кто первым ступил бы на Луну? Кто полетел бы на Марс?.. Антон Первушин известен как историк и популяризатор космонавтики.