Глюк - [17]

Боже, как долго я вкалывал, даже плечи и шея затекли. Не шелохнуться… так-так, уже полегчало. Как декомпрессия у подводников. Такое впечатление, что компьютер иногда засасывает меня в себя. Словно я накурился и поплыл… Небольшая потеря ориентировки. Настоящая декомпрессия. Не торопиться выныривать. Постепенно отпускает. Сладко потянуться. Можно подумать, что я спортсмен, а не компьютерщик. Шахматы? Некоторые коллеги предпочитают бег. А я склонен к ходьбе. Когда тороплюсь, сажусь за руль. Ого, сколько времени прошло! Заработался.

Мистера Барнарда, пожалуйста.

Мистера Барнарда нет.

Он скоро вернется?

Боюсь, что нет. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Вряд ли. Мне нужен он сам. Когда вы его ждете?

Мы не знаем. Он в больнице.

В больнице? — Нет-нет, только не петь и не кричать «аллилуйя!» — Что с ним?

Точно неизвестно. Наверное, пищевое отравление.

Как жаль. — Господи, только не хихикать!

Я могу записать вашу просьбу. Вашим делом может заняться другой сотрудник.

Нет, благодарю.

Думаю, он вернется нескоро.

Мое дело может подождать.

Это точно, я могу ждать. Долго, даже бесконечно. Надо было еще спросить, где он отравился. Похоже, в этом пакостном кафетерии? Куда смотрит санитарная инспекция? Давно пора его закрыть. Он может подать на них в суд. Он или его наследники. Наследники и правопреемники. Какой день, какой день… «О, какое прелестное утро», утро, день — мне без разницы, «Доджеры» снова продули, Барнард в больнице. Вернулись счастливые деньки. Полегче, а то соседи всполошатся: что за шум? Для вечеринки рано, еще подумают, что меня убивают. Я сам себе убийца. Восхитительно, невероятно, я не верю собственным ушам. Я надеялся… старался не надеяться, но ничего не мог с собой поделать, думал-думал, но это превосходит все ожидания. Не помню, когда чувствовал себя таким счастливым, когда так ликовал, когда был так же возбужден. Небывалое сочетание воодушевления и умиротворения. Столько трудов, изысканий, подготовка, унизительный страх — но вышло! Все вышло. Ну и молодец же я! Мои старания оказались ненапрасными. Он еще жив, но я знаю, что делаю. Сработало! Бактериальная культура сработала. Я всегда могу это повторить. Возможно, он уже протянул ноги. Сейчас я пущусь в пляс, как грек Зорба, я кручусь, как Зорба. Молодчина! Я получил одобрение, даже утвержден. ДА, ДА, ДА, УТВЕРЖДЕН!!! Лучше присесть и немного передохнуть, от кружения по комнате все вертится в голове. Хватит Зорбы. Всего хватит. Я УТВЕРЖДЕН! Вот оно, именно это я и чувствую, это вертелось на языке, этот вкус я ощущал во рту. Лучше поостыть. Без истерики. Назад, к нормальности. Это благословение. Утвержден. Спокойствие: вдох — выход, вдох — выход. Полегче, полегче… Хорошо. Газета. Никогда не читал комиксов. Вот и хорошо: вдох — выдох. Это стоит отпраздновать. Нет, приди в себя. Газета — хорошая помощница. Бессмысленный лепет. Страница за страницей. Какого черта. Ну и смехота! Я читаю некрологи. Вот не знал, что это так здорово. Сам я ничего подобного не сумел бы написать. Сплошная патока. Раньше не читал. Наверное, это первый признак старения. Наверное, им нравится мнить себя победителями. Так, почитаем еще некрологи… Нет, я весь в нетерпении. Надо бы позвонить в больницу. Позже. Если он умер, мне все равно не скажут. Представляю, чего о нем понапишут. Чем больше гнили, тем больше сиропу. В кокетливой черной рамочке. Может, даже в цвете. Красное поле, синий шрифт. Цветочки и бабочки по углам. Почему не слизняки с пиявками? Нет-нет, о мертвых не говорят плохо. А мы и не говорим, нам довольно его смерти. Холодный надгробный камень. Кто тут упокоился? Ни одного знакомого имени. Всех пережили «любящие» мужья, жены, дети, собачки, киски, кредиторы… Рехнуться можно, сколько людей друг друга любят, если судить по некрологам. А вот попроще. После умершего осталась собака. Кто заплатил за некролог? Американское общество противодействия жестокому обращению с животными. Любящий Фидо. Его собака будет по нему тосковать. А жена, то есть вдова, надо надеяться, радуется. Лучше бы без надгробия, сбросить в яму и забыть. Супруги всегда любят покойных мужей. Скажите пожалуйста! А при жизни? Представляю, как они стоят и смотрят на нет, лежащего в гробу, и твердят: я люблю тебя. «Как трепещет мое сердечко!» Ну а если глубокое, звучное «я люблю тебя» в манере Джеймса Ирла Джонса? Меня пробирает. Жертвенный кретинизм. Женщины, спрыгивающие в могилу. Верность до гробовой доски. Вот это традиция… смертный приговор. Твой муж умер, гори и ты, стерва. Мир сбрендил. Мужья следят за женами даже после смерти. Да, смерть делает бессмертным тиранство. Создает мучеников. Обеляет тиранов. Смерть не уравнивает, разве что приближает. Крупные вложения в смерть. Системы верований. Загробная жизнь. Фокус-покус. Восславим же достоинства этого замечательного человека, бескорыстно растратившего себя ради блага других. Кто-кто, где-где??? Интересно, что ты чувствуешь? Ничего хорошего, наверное. Жить лучше. Слышишь ли ты людской плач? А смех? А удары комьев земли по гробу? Привидения прочь! Умер — так умер. Ну, он, положим, еще нет… пока. Но уже скоро. Можно и не спешить. Больно ли лежать в коме? Кажется, нет. Любопытно. Нет, этого можно не желать. Акт возмездия свершен, и довольно. Жизнь продолжается. И может быть, станет справедливее. Может, ему найдут достойную замену. Ко мне это уже не имеет отношения. Я свободен от него и от мучений. Возможно, мне ничего не скажут. Позвонить нетрудно, но… Непонятно, что заставляет человека быть таким. Причинять другим столько бед. Наверное, ему попросту плевать. А теперь он знает? Узнает ли когда-нибудь? Поймет, когда умрет? Глупости. Если только реинкарнация существует. Как это будет, интересно? Вернется прокаженным? Отбросил копыта человеком, а вернется тележкой для мороженого? Дзинь-ля-ля. Мне — позволено. Что-то уже не сидится. Прогуляться по площади, поглазеть по сторонам, никого не трогая. Внезапная вялость. Сонливость. Откуда, черт возьми??? Задницу от дивана не оторвать. Надо поесть. Это помогает. Есть не хочется, а голоден. Непонятно. Даже думать не хочется о том, чтобы что-то себе приготовить или пойти в ресторан. Лучше околеть с голоду. Черт! Рехнуться. Тяжелые веки. С чего я так устал? Всего минуту назад был полон энергии. Да, неплохо бы… но даже для звонка я чересчур устал. Надо передохнуть. Наплевать. Без разницы. Тьфу, приподнятое настроение, но не подняться с дивана. Тянет вниз. Ноги весят тонну. Боже, прямо как тогда, когда я хотел застрелиться. Нет, совсем иначе. Но ощущение в теле почти такое же. Ни с того ни с сего. Как снег на голову. Но это не депрессия. Просто приступ вялости. Заказать пиццу. Почему бы нет? Через минутку. Это лучше, чем куда-то тащиться. Ага, сейчас позвоню… только не сразу. Дать ему еще часок. Ничего подобного, вовсе я не боюсь узнать, что в действительности происходит. Либо он жив, либо мертв, либо мне скажут, либо нет. Все просто. Не боюсь звонить. Бояться нечего. Господи, велика важность! Умора. Сижу и не могу решиться на дурацкий телефонный звонок. Ну вот, теперь я чувствую, что действительно проголодался.