Глухой - [12]

Мы с Дином плюхаемся в угловую кабинку. Когда усаживаемся, он начинает:

— Ты ведь знаешь, что она пытается залезть в твою постель, да?

Откидываясь назад, я поднимаю свой коктейль.

— Они всегда пытаются залезть ко мне в постель, ребенок.

— Мне не стоило удивляться, — он откусывает от своего сэндвича. — В конце концов, ты единственный и неповторимый Неразрушимый.

Я пожимаю плечами и вытягиваю одну руку, кладя ее на спинку дивана, прилагая все усилия, чтобы избежать Лесли, которая трахает меня глазами в надежде, что это пробудит во мне желание трахнуть ее.

Чего я не сделаю. Есть лишь одна девушка, чье тело я хочу трахнуть, и она хочет, чтобы я сделал ее своей. Заклеймил ее как свою единственную. Разве я уже этого не сделал? Мы ходили на свидания. Да, больше одного раза. Я оставил всех других девушек… А это немалое дело! Ей ведь не нужно, чтобы я назвал ее своей девушкой, или что-то в этом роде, так ведь?

— Так тебе не нравятся женщины?

Я быстро выпаливаю:

— Что?

— Та девушка, — он указывает головой в сторону Лесли, — хотела тебя трахнуть.

Наблюдательный засранец, не так ли?

— А ты не выглядишь заинтересованным. Гей?

— Я похож на гея?

Дин замедляет свой процесс пережевывания и качает головой.

— Нет. Но ты не похож на тот тип парней, кто отворачивается от горячей девочки.

Мои глаза следуют в сторону Лесли, которая обслуживает очередного посетителя.

— Не похож…

— Так в чем же дело?

Его вопрос заставляет меня сжать челюсти.

Вы точно знаете, в чем дело.

— Самая горячая в мире заучка надела самый горячий в мире наряд, и я пропал, — воспоминание о Макс, о ее первом выступлении в качестве ринг-гёрл заставило меня прикусить губу, потому что мой член начал оживать. Я как обычно поправил себя.

— Так у тебя есть девушка?

— Нет.

— Что это значит?

Я не мог заставить этого ребенка заговорить со мной, а теперь он превращается в журналиста из People и копается в моей личной жизни ни с того ни с сего? Вы, бл*дь, серьезно?

Вздыхая, я пожимаю плечами:

— Все сложно.

Дин понимает намек и закрывает рот, который полностью набит индейкой.

Пока он продолжает поедать сэндвич, я снова говорю:

— Когда ты ел в последний раз?

Медленно вытирая горчицу с губ, он пожимает плечами:

— Пару дней назад.

— А когда в последний раз был дома?

Дин медленно обводит пальцем круг по ободку чашки, на которую пялится, и отвечает:

— Пару дней назад…

— Почему ты не идешь домой?

От этих слов он вскидывает голову вверх, кривит лицо и отвечает:

— Все сложно.

Ага. Знаю, знаю. Этот ребенок в точности, как я.

— Ладно, — я делаю еще один глоток коктейля и наклоняюсь к столу. — Тебе нравится зал? — Дин кивает. — Хочешь снова заниматься там?

— Я сказал тебе, что не могу позволить этого себе.

— А я сказал, что спрашивал не об этом. — Дин засовывает еще один кусок индейки в рот, пока я пристально смотрю на него. — Так хочешь?

— Да.

— Ладно, — медленно киваю я. — Заключим сделку. Если будешь там, когда я завтра приду на тренировку, я достану тебе членство.

— И что мне делать?

— Что я сейчас сказал?

— Быть там, когда ты придешь на тренировку.

— Очень просто.

Дин выглядит сбитым с толку.

— Как мне узнать, когда ты придешь?

С дерзкой ухмылкой я отвечаю:

— Никак.

И будто пытаясь побороть улыбку, Дин кивает, доедая свой сэндвич.

Он будет там. Я знаю, что будет, потому что я был. Уилл заметил меня, слоняющимся без дела, и сказал что-то владельцу. Оливер заключил со мной ту же сделку, которую я предложил ребенку, за несколько недель до моего восемнадцатилетия, вскоре после того как умерли родители Эрин и Люка. Не прошло много времени, как я начал работать с ним, начал увеличиваться в теле, а Макс сказала, что мне стоит попробовать себя на ринге, чтобы выместить всю злость, о которой я отказывался говорить. Выместить страх перед тем, что в один день я превращусь в своего отца. Если бы она знала, что мне также нужно было выместить разочарования из-за сожаления, с которым я жил, потому что отверг ее.

* * *

Вскоре после того, как мы с Дином расстались, я понимаю, что Макс до сих пор у меня в голове. Слова, которые она сказала мне, преследуют меня, только теперь они переплетаются с моими собственными. Все сложно.

Бл*дь, чья это вина вообще? Не надо так на меня смотреть. Не один я виноват. О, а это что должно означать? Да, Макс, выложила больше карт на стол. Но… Какого хера я вообще спорю о ней? Вам не понять. Никому не понять. Если я открыто влюблюсь в нее больше, чем уже влюблен, я подпишу ей смертный приговор. Я могу убить ее. Это то, что делают в моей семье. Я бы лучше отрезал себе член ножом для масла, чем навредил ей, и, вероятно, именно поэтому стоит пустить ситуацию на самотек.

Я откидываю голову назад на подголовник кресла машины, и пялюсь на фасадное окно TKO.

Кого я, бл*дь, обманываю? Я не могу держаться от нее подальше. Дерьмо, я не делал этого в последнее время, и это были самые лучшие недели моей гребаной жизни. Вы видели глупый, одурманенный взгляд на моем лице. Он неестественный.

Выскальзывая из машины, я направляюсь к входной двери с единственной мыслью в голове. Мне нужно показать Макс, что она моя. Что все между нами