Глубокий сыск - [4]

Не успел я впервые за весь день почувствовать себя человеком, как микрокомп на моей руке пискнул.

— Да, — неохотно процедил я.

— Мистер Тейкент? Говорит Кейт Данлет. Я в кабинке на четвертом этаже. В самом-самом дальнем конце.

— Недурно. Я за столиком. Рядышком со входной дверью, слева.

— Собственно, я хотела пригласить вас за свой столик.

— Я почему-то так и предполагал. Сейчас поднимусь. — Я отключился, осушил кружку и, прихватив со стойки еще одну, поднялся по лестнице.

Кейт Данлет сидела там, где указала, одна. Кивнув ей, я присел рядом.

— А тут гораздо лучше, чем внизу, — проговорил я, глядя сквозь темное стекло кружки в окно, откуда был виден весь город. Вдали, трепеща в знойном мареве, парило несуществующее озеро.

— Расскажите мне об этом типе, которому вы хотите задать взбучку моими кулаками, — сказал я, не дожидаясь ее ответа. — И сколько вы намерены мне заплатить?

— Я думала, размеры гонорара обычно определяет исполнитель, — сказала она спокойно. Ее одежда: блузка цвета бронзы, воротник-стойка, короткие рукава, такого же цвета брюки. Туфли, предназначенные скорее для ходьбы, чем для выпендрежа. Облокотившись о стол, она поднесла к губам бокал. Судя по бицепсам, не белоручка, но и не культуристка Покамест попляшу под ее дудку.

— Да, наверное. Смотря сколько человек я должен проучить по вашему заказу. Иногда я делаю скидки — оптом, так сказать. А если это окажется какой-нибудь мой личный враг, можно еще дешевле. — Я выдал свою лучшую улыбку работничка большой дороги, но Кейт не отреагировала. Возможно, мое мужское обаяние поистерлось. — Не хотите ли обрисовать мне ситуацию?

Ее ясные серые глаза окинули меня испытующим взглядом. Затем она заговорила нежным, ровным голосом:

— Я археолог. Мы ведем раскопки к западу от города. Возможно, вы читали о находках, сделанных там несколько лет назад. Мы раскапываем поселение, которое было погребено под песками примерно десять тысячелетий тому назад. Необходимы огромные затраты физического труда. Мы нанимаем почти каждого, кто вызывается работать. Лучшие землекопы получаются из вомперийцев — они самые сильные, но у нас трудятся и земляне, и вентамцы, и дерджонийцы.

— Этот тип, которому я должен дать взбучку он кто, чернорабочий?

— Бывший. Я выгнала его на прошлой неделе. С тех пор он звонит мне в любое время суток, угрожает. Он вомпериец, так что я отношусь к нему серьезно.

— Ох-хо-хо, — пробурчал я, потирая подбородок. — Вомперийцы — суровые ребята. Возможно, вам придется приплатить.

— Что вы предлагаете?

— Ну, думаю, не обязательно всю сумму деньгами, — сказал я, плотоядно подмигнув ей. Не люблю, когда мне врут. Может, такой стиль общения вынудит ее к честности.

Она заметно поежилась:

— Ну что ж, возможно, мы придем к какой-нибудь договоренности.

Я осушил кружку и громко брякнул ею о стол.

— Иногда я сам себя ненавижу, — сказал я. — Я все гадал, кто из нас двоих первым перестанет лгать, и, сознаюсь, надеялся, что это будете вы.

— О чем вы? — Кожа на ее лбу сложилась в еле заметные горизонтальные складки.

— О, бросьте, госпожа Данлет. Должно быть, как археолог, вы не знаете себе равных, но далеко не все профессии вам подвластны. Стыдно сказать, но аферистка из вас никудышная.

— Что-то я вас не понимаю. — На ее щеках из-под загара проступил румянец.

— И я вас тоже не понимаю. У вас есть для меня дело, но только речь идет никак не о «взбучках». Кстати, я бы и не согласился. Могли бы прежде навести обо мне справки. Тогда вам сказали бы, что я клинически честен. И хорошо знаю свое дело. По комлинку вы намекнули, что не знаете, кто ваш недоброжелатель. А теперь знаете. Если бы вы действительно хотели, чтобы я кого-то отлупил, то связались бы со мной сами, а не через секретаря. И вряд ли представились бы мне под своим подлинным именем — я уже справился в университетской базе данных. Любой, в ком есть хоть капля осторожности, даже не завел бы речи о задании, не проверив прежде потенциального исполнителя. А вы производите впечатление осторожного человека. Ну и, кроме всего прочего, еще не видывал я вомперийца, который бы мог затаить на кого-то зло. Они даже обругать неспособны.

— Тогда почему вы согласились сюда прийти? спросила она, хлопая ресницами.

— С одной стороны, здесь примерно градусов на пятнадцать прохладнее, чем у меня в конторе. С другой стороны, меня мучила жажда.

— И все?

— Процентов десять истины. А вообще — любопытство взыграло. И мне понравилось ваше лицо на экране. Я вам не кажусь гнусным сердцеедом?

Она улыбнулась. Впервые. Собственно, только уголки рта приподнялись да на подбородке проступила крохотная ямочка. Мне показалось, что для нее это почти безудержная улыбка.

— Да нет, — молвила она. — Я люблю чистосердечие.

Я невольно расхохотался. Пока я вытирал с глаз слезы, пытаясь объяснить, она добавила:

— Догадываюсь, что вы собираетесь сказать. Я залучила вас сюда не совсем чистосердечно.

— Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, заверьте меня, что работа честная.

Придвинувшись ко мне, она прижала ладонь к столешнице:

— Работа честная. Возможно, непростая, но честная.

Вглядевшись в ее лицо, я пришел к выводу, что верю ей, и набрал на пульте столика новый заказ питье, питье, питье.