Глубокий сон - [44]

– Что за убогое заведение, хотелось бы мне знать! Беритесь за работу и крутите это колесо, вы...Жалкие воришки. Я собираюсь поставить еще раз, и на все. Обычно вы очень скорые, когда сгребаете денежки, зато когда дело доходит до выплаты, так вы медлительны до тошноты!

Крупье улыбнулся холодной и вежливой улыбкой человека, видевшего уже тысячи выигрывающих и миллионы проигрывающих. Вел он себя безупречно, был полон превосходства и абсолютно спокоен. Он серьезно произнес:

– Этот стол сейчас не может принять вашу ставку, миссис. У вас свыше шестнадцати тысяч долларов.

– Ведь это же ваши деньги, – издевалась Вивиан. – Разве вы не хотите их вернуть?

Стоявший рядом с ней мужчина хотел ей что-то растолковать. Она резко повернулась к нему и произнесла пару таких слов, что он покраснел и быстро отступил. В глубине зала, в той его части, которая была отделена латунным ограждением, открылась дверь. Из нее вышел Эдди Марз с приклеенной к лицу безразличной улыбкой и с руками в карманах смокинга. Он производил впечатление человека, очень довольного собой. Подойдя к среднему столу, он остановился и спросил спокойно, но менее вежливо, чем его крупье:

– Что-нибудь случилось, миссис Риган?

Она мгновенно повернулась к нему. Я увидел как челюсти ее сжались так сильно, словно она уже больше не могла вынести внутреннего напряжения. На его вопрос она не ответила.

– Если вы больше не желаете играть, – серьезным голосом сказал Эдди Марз, – то позвольте послать кого-нибудь с вами, чтобы он провел вас до дома.

Стиснутые челюсти Вивиан побелели, щеки зарумянились. Она громко засмеялась и со злостью сказала:

– Еще одна игра, Эдди. Все на «красное». Я люблю красный цвет, цвет крови.

Эдди Марз бледно улыбнулся, кивнул и сунул руку во внутренний карман смокинга. Вынув большой бумажник из крокодильей кожи с монограммой и позолоченными краями он небрежно бросил его на стол.

– Примите заклад на какую-нибудь сумму. Если никто из присутствующих не возражает, колесо рулетки будет вращаться исключительно для вас, – он склонил голову в сторону Вивиан.

Никто, естественно, не возражал. Вивиан Риган наклонилась и раздраженно обеими руками передвинула все, что выиграла на красный цвет.

Крупье не спеша склонился над столом, сосчитал ее деньги и фишки и уложил их ровными кучками, а несколько лишних фишек и банкнот отодвинул своей лопаткой на край стола. Затем открыл бумажник Эдди Марза и вынул из него две пачки кредиток достоинством в тысячу долларов. Он разорвал одну, отсчитал шесть бумажек, приложил их к нераспечатанной пачке, а остальное спрятал назад в бумажник, бросив его на стол с такой небрежностью, словно это был простой коробок спичек. Эдди Марз не стал брать бумажник. Впрочем, никто вообще не двигался, кроме крупье, который левой рукой запустил рулетку, а правой профессионально легко бросил на середину диска шарик из слоновой кости.

Губы Вивиан медленно раскрылись, зубы заблестели в сиянии светильников. Шарик лениво катился по кругу, перескакивая цвета и номера. Прошла вечность, прежде чем он с сухим стуком остановился. Диск замедлил вращение, неся на себе уже неподвижный шарик. Крупье стоял, скрестив руки и не разнял их, пока диск рулетки не застыл совершенно неподвижно.

– Красное выигрывает, – произнес он официально, голосом, полным профессионального спокойствия.

Маленький шарик из слоновой кости лежал в секторе красного цвета, обозначенного номером двадцать пять, в секторе, удаленном всего на два поля от нуля. Вивиан Риган откинула голову назад и торжествующе засмеялась. Крупье поднял лопатку, передвинул пачку тысячедолларовых банкнот по столу и, присоединив их к поставленной сумме, отодвинул все вместе за пределы игорного поля.

Эдди Марз улыбнулся, сунул бумажник в карман, повернулся и покинул зал. Несколько дюжин людей, глядевших на все это, буквально затаив дыхание, вздохнули и направились в сторону бара. Я пошел вместе с ними и добрался до другого конца зала прежде чем, Вивиан Риган успела собрать выигранное и встать со стула. Я вышел в большой тихий холл и взял у девушки в гардеробе пальто и шляпу. Затем положил на маленький поднос четверть доллара чаевых и пошел к выходу. Тут же возле меня появился портье и спросил, вызвать ли такси.

– Нет, я хочу прогуляться, – ответил я.

Кариатиды, поддерживающие балконы, были мокрые от тумана, превращавшегося на листьях кипарисов в тяжелые капли воды. Ничего не было видно на расстоянии уже нескольких метров. Я спустился по ступенькам веранды и пошел по неясно видневшейся между деревьями дорожке, пока не услышал донесшийся сквозь туман шум волн, лизавших скалы морского побережья. Нигде не видно было ни малейшего проблеска света. Я мог различить перед собой какую-нибудь дюжину кипарисов, следующая дюжина виднелась уже неясно, а остальные исчезали в тумане. Свернув влево, я вернулся к главной дороге, ведущей к стоянке и уже начав различать контуры дома, остановился. Прямо передо мной кто-то закашлял.

Я бесшумно ступал по мягкой влажной траве. Человек кашлянул еще раз, потом сдержал кашель, прижав к губам платок или край рукава. Я подошел к нему еще ближе, затем обошел его неясную тень на дорожке. Инстинкт заставил меня спрятаться за деревом и присесть. Человек повернул голову. Его лицо в темноте должно было бы маячить передо мной белым пятном. Но это было не так. Я увидел темное пятно. На нем была маска.