Глубокие раны - [11]

Шрифт
Интервал

Ближе придвинулись к девушкам завтрашние солдаты. Тревожнее забились девичьи сердца — в самую сокровенную их глубину проник сдержанно-грустный мотив расставания.

Миша обнял Настю за плечи, прижал ее к себе. Она, покорная, склонилась к его плечу головой, тяжело и учащенно дыша. И вдруг громко зарыдала.

Баян растерянно пробормотал что-то и замолк, баяниста окружили тесным кольцом. Он поднялся, оглянулся, не узнавая в первое время знакомых лиц.

— Что ты играл, Степан? — наконец спросил кто-то.

— Не знаю, ребята, так…

К нему подошла стройная высокая девушка — колхозный бухгалтер Зина. За нею баянист тщетно ухаживал больше года.

— Рыжий, — пренебрежительно говорила Зина подругам. — На что мне такой? Конюх к тому же — навозом пахнет. А что баянист… подумаешь — редкость!

Баянист знал об этом, и оттого его баян будил на рассвете село, вызывая недовольство старух.

— Беспутный, право, беспутный! Спать, негодник, не дает! Женился бы, что ли, скорей…

Но сейчас Зина не сводила глаз с баяниста, немного растерявшегося от общего внимания. Он в душе благодарил ночь. Ярко светила луна, но все-таки никто не мог увидеть его лица, вспыхнувшего от волнения, от тревожного ожидания чего-то большого и хорошего, что должно произойти.

— Как ты играл, Степа! — с незнакомыми, взволнованно-теплыми нотками в голосе сказала девушка, не обращая внимания на стоявших рядом люден. — За твоей песней можно пойти на край света, в огонь…

Кто-то перебил ее:

— Тебе, Степка, в консерваторию бы!

Степан не услышал. Он забыл и о баяне и о завтрашнем дне и видел лишь милое, бледное в свете луны девичье лицо.

«За моей песней? — подумал он. — А за мной? Или это опять насмешки гордячки? Сейчас скажет что-нибудь колкое и, обидно засмеявшись, уйдет…»

Не отрывая от него взгляда, девушка сказала:

— Давай я понесу твой баян. Нам ведь в одну сторону — по пути…

Напрасно ждали в этот вечер сыновей матери, сидя за приготовленными прощальными столами. Обижались, сердились, тут же прощали — сами были молодыми…

А ночь кончалась, и нужно было расставаться. Поняв это, под яблонями и вишнями, за околицей испуганно удивились: ничего еще не было сказано, ни о чем еще не договорились…

Увидев засветившуюся полоску зари, Зеленцов с тоской сжал узкие девичьи ладони.

— Заря, Настя.

— Вижу. Как скоро… Неужели — все? Желанный мой… не могу больше.

Обхватив его за шею, она прижалась к нему. Задохнувшись от ее близости, Миша прошептал:

— Настя… Что ты! Ведь война… Я могу совсем не вернуться… Настя!

— Пусть… Я тебя не смогу забыть, — целуя его, ответила она. — Все равно не забуду… У меня останется твой сын… синеглазый, такой же, как ты… Пусть!..

Под легким предрассветным порывом ветерка вздрогнули над ними листья старой яблони, пискнула в кустах вишняка какая-то птичка. Наперебой из разных концов села послышалось пение петухов.

Все ярче разгоралась заря.

Не в силах расстаться, они сидели, обнявшись, на сырой от росы траве. Настя теребила густые светлые кудри Зеленцова, положившего голову ей на колени, глядела ему в лицо, на припухшие от ее поцелуев губы и внутренне сжалась. Она не могла даже представить, что с нею будет, если она потеряет этого сильного и нежного человека, с которым крепко связала ее жизнь.

— Ты меня жди, Настя, — задумчиво сказал он. — Что бы ни случилось — жди. Я обязательно вернусь. Ты мне принесла столько счастья… И не знал даже, что такое бывает…

Было уже светло. Они встали.

— Настя, хочешь — пойдем к твоим? Скажем, что мы — муж и жена.

— Ну зачем? Матери я сама скажу. А ты иди, ждут ведь тебя.

— Пойдем вместе, стыдиться нам нечего.

Девушка тряхнула головой, оправила платье, сняла у Зеленцова с плеча приставшую к пиджаку травинку.

— А я не стыжусь. Пойдем!

Из-за меловых холмов показался краешек солнца. Брызнули, заиграли капли росы под его лучами. На усадьбе МТС заработал мотор автомашины.

Взявшись за руки, они шли по селу, и даже у самых злоязычных кумушек не повернулись языки сказать о них что-нибудь оскорбительное.

Взошло солнце.

— Яркое какое, — сказала Настя, щурясь. — Глядеть больно.

— Нет, хорошо, — ответил Зеленцов.

Бабушка Вити — Елена Архиповна, увидела их, поставила на тропинку ведро с водой и широко перекрестила вслед.

— Пошли им, боже, всего хорошего…

3

Война.

Все изменилось. Воздух наполнился тревогой. С каждым днем реже слышался смех на улицах города. У военкоматов выстраивались длинные очереди мобилизуемых в армию, толпились провожающие.

Грустные, заплаканные лица жен, матерей.

Запасливые люди закупали впрок соль, сахар, мыло.

На запад шли эшелоны. На военный лад перестраивались заводы. Рвались хорошо налаженные связи. Рушились надежды. Ломались тщательно выношенные планы.

Как могучая река в половодье, жизнь вышла из своих обычных берегов. Закружились страшные водовороты, втягивая в пучину войны с каждой новой минутой десятки, сотни и тысячи новых людей. В этой суровой обстановке люди вели себя по-разному: одни легко, как сухой мусор, неслись по течению; другие долго, как камни, не хотели сдвинуться с места; третьи — подавляющее большинство — объединялись в одно монолитное тело с одной целью — победить и выжить. Каждый человек в отдельности и весь народ в целом встали перед проверкой огнем.


Еще от автора Петр Лукич Проскурин
Судьба

Действие романа разворачивается в начале 30-х годов и заканчивается в 1944 году. Из деревни Густищи, средней полосы России, читатель попадает в районный центр Зежск, затем в строящийся близ этих мест моторный завод, потом в Москву. Герои романа — люди разных судеб на самых крутых, драматических этапах российской истории.


Исход

Из предисловия:…В центре произведения отряд капитана Трофимова. Вырвавшись осенью 1941 года с группой бойцов из окружения, Трофимов вместе с секретарем райкома Глушовым создает крупное партизанское соединение. Общая опасность, ненависть к врагу собрали в глухом лесу людей сугубо штатских — и учителя Владимира Скворцова, чудом ушедшего от расстрела, и крестьянку Павлу Лопухову, потерявшую в сожженной фашистами деревне трехлетнего сына Васятку, и дочь Глушова Веру, воспитанную без матери, девушку своенравную и романтичную…


Имя твое

Действие романа начинается в послевоенное время и заканчивается в 70-е годы. В центре романа судьба Захара Дерюгина и его семьи. Писатель поднимает вопросы, с которыми столкнулось советское общество: человек и наука, человек и природа, человек и космос.


Отречение

Роман завершает трилогию, куда входят первые две книги “Судьба” и “Имя твое”.Время действия — наши дни. В жизнь вступают новые поколения Дерюгиных и Брюхановых, которым, как и их отцам в свое время, приходится решать сложные проблемы, стоящие перед обществом.Драматическое переплетение судеб героев, острая социальная направленность отличают это произведение.


Тайга

"Значит, все дело в том, что их дороги скрестились... Но кто его просил лезть, тайга велика... был человек, и нету человека, ищи иголку в сене. Находят потом обглоданные кости, да и те не соберешь..."- размышляет бухгалтер Василий Горяев, разыскавший погибший в тайге самолет и присвоивший около миллиона рублей, предназначенных для рабочих таежного поселка. Совершив одно преступление, Горяев решается и на второе: на попытку убить сплавщика Ивана Рогачева, невольно разгадавшего тайну исчезновения мешка с зарплатой.


Том 1. Корни обнажаются в бурю. Тихий, тихий звон.  Тайга. Северные рассказы

Эта книга открывает собрание сочинений известного советского писателя Петра Проскурина, лауреата Государственных премий РСФСР и СССР. Ее составили ранние произведения писателя: роман «Корни обнажаются в бурю», повести «Тихий, тихий звон», «Тайга» и «Северные рассказы».


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.