Глубокая борозда - [11]

— А почему бы тебе не выступить в газете?

— Вот через годик наберу материал и выступлю. А у тебя пороху не хватит написать статью с такими, скажем, примерами, что вот наш соседний колхоз «Восход» уже сорок процентов зерновых посеял. Куда он гонит? Сорняки разводит, а не хлеб растит. А почитай газету, что ваш брат пишет. — Гребенкин вытащил из кармана газету, протянул мне. — Разверни и читай! Видишь? «Товарищи хлеборобы! Равняйтесь на колхоз „Восход“». Что это, я спрашиваю? Помощь сельскому хозяйству? Страшный вред!

Соколов молчал, но кивками своей большой головы явно одобрял Гребенкина. А при последних словах Гребенкина и он заговорил:

— А ведь правду толкует Сергей Устиныч, товарищ корреспондент.

— Он и сам согласен, — рассмеялся Гребенкин. — Так ведь? Ну, сознайся, что так! Нет, товарищи, перестраиваться надо! С формализмом пора расстаться да посмелее поднимать действительно новое, прогрессивное.

— Вот наши деды хоть трехполку, а имели. Так ведь? Худенький севооборот, а завели. Все-таки определенный порядок на земле, чередование. А у нас что?

— Ну как же, Сергей Устиныч, у нас севооборот сохранился…

— Вот-вот: один на весь район. Стоило сказать, что на юге страны травы многолетние плохо растут, сразу и у нас откликнулись: паши эти травы! Попутно и паровые поля заняли. А почему? Надо же все-таки разбираться маленько: на Кубани, там семьсот миллиметров осадков в год, а у нас в Сибири триста не каждый год выпадает. Нам без паров нельзя! — Гребенкин достал из кармана записную книжку, нашел нужную страницу. — Вот тебе факты по нашему отстающему колхозу, смотри: за последние шесть лет взято. Урожай пшеницы на паровых полях одиннадцать с десятыми, а на зяби — четыре центнера!

— А у нас по паровым полям в среднем выйдет по шестнадцати, — заметил Соколов.

— Мы на парах будем брать не меньше! — заявил Гребенкин. — А тебе, — повернулся он ко мне, — вот что скажу. Надо, чтобы и в газетах работали не просто люди, умеющие писать без ошибок, а чтобы такие, у которых душа могла бы за дело болеть. Газетчик, пишущий о сельском хозяйстве, обязан хорошо разбираться в вопросах техники и агротехники. Почему бы, скажем, будущего журналиста из университета не посылать на практику в колхоз, совхоз? На годик. Он научил бы там кого нужно, как газеты выпускать, а главное — сам хорошо бы познал жизнь деревенскую. Так ведь, Иван Иванович?

— Вообще, Сергей Устиныч, — заговорил Соколов, — если уж начистоту, то и секретарь райкома должен хорошо знать колхозное производство. Кого если решили растить на секретаря райкома, надо, чтобы он поработал в колхозе или в совхозе. Ну, там секретарем парторганизации, а то и руководителем хозяйства… — Соколов подумал немного и добавил: — Конечно, и председатель райисполкома тоже должен знать колхозную жизнь назубок. Возьмите у нас: многие ли ходят советоваться по колхозному делу к Михаилу Николаевичу? Мало. Все председатели больше норовят поговорить с товарищем Павловым. Он ведь и сам работал председателем, с ним можно всеми своими бедами делиться — поймет и, как человек опытный, советом поможет. И к нам приедет — не пустой разговор ведет, ему в любом колхозе все ясно.

— Да, Иван Иванович прав! — воскликнул Гребенкин и, поднявшись из-за стола, стал прощаться.

Я вышел проводить его. На улице было не очень темно, на небе ярко горели звезды. Морозило.

— Вот и сей по заморозку, — бросил Гребенкин.

Я спросил, зачем он приезжал к Соколову.

— Зачем? За большим делом! Советоваться приезжал. Ведь самого сомнение берет: вдруг ранние сроки окажутся лучше? Говорят, раз в десять или двадцать лет так и случается. Тогда что? Мы, тридцатитысячники, подвели колхозников… Дело серьезное. А теперь поговорил с Соколовым, все ясно — и успокоился.

Некоторое время мы шли молча, обходя лужи деревенской улицы.

Я первым нарушил молчание:

— А ты как: доволен, что в колхоз перебрался?

— Этот вопрос сто человек уже задавали… И ответ одинаковый. Очень доволен! Здесь именно живешь! Да что говорить об этом, — махнул он рукой в пространство. — Здесь таких, как Соколов, очень много. Теперь я иногда подумываю: наколбасили мы порядочно, когда почти всех председателей заменять стали. Непонятно, как еще Соколов держится.

— Последний из могикан, — ответил я, вспомнив изречение Обухова.

— Вот именно! А такой вот самородок — ценнейший руководитель! Ведь надо правду сказать: кое-где попались такие новые председатели, что хуже старых хозяйство повели…

У Соколовых меня устроили на диване. Но сон не приходил. В голове вертелись целые вороха интересных мыслей, услышанных здесь, в самом отдаленном районе.

Проснулся поздно: в восьмом часу. Соколов уже умчался на поля, а на восемь часов назначил расширенное заседание правления: были приглашены и старики.

— В важных случаях Иван Иванович всегда расширенное собирает, — сказал мне Василий Матвеевич Петров, заместитель Соколова и секретарь колхозной партийной организации.

В восемь часов комната председателя была заполнена людьми.

— Нам надо, — начал Соколов, поднимаясь, — нам надо обсудить очень серьезное положение. Наш колхоз оказался на последнем месте в районе. Не сеем — ждем… А соседи вовсю сеют. Мне хотелось, чтобы все, кто здесь собрался, подали свой совет, свое мнение, понимаешь, высказали. Нет возражений?.. Начнем со старших.