Глубины земли - [8]

Унылого вида женщина, стоящая в дверях, не ответила, а только с кислой физиономией кивнула Анне-Марии и жестом пригласила ее войти.

— Ладно, тогда я пошел назад в контору, — заявил Нильссон. — У меня там куча дел.

Клара пробормотала: «Балаболка в штанах», идя по коридору перед Анной-Марией. Коридор был темный, краска на стенах облупилась, но пахло чистотой. Клара, женщина, возраст которой определить было абсолютно невозможно, открыла одну из дверей.

— Вот комната, если барышне будет угодно, — агрессивно пробормотала она.

Могло быть и хуже. Мебель довольно простая — кровать, стол, стул и умывальник. Самодельный комод с изречением из библии наверху. Цветок на окне.

Анна-Мария повернулась к ней и застенчиво улыбнулась:

— Здесь замечательно. Вы очень чистоплотны, фру Андерсдаттер. Везде такая чистота!

— Стараюсь, — ответила Клара без улыбки.

— Больше и сделать нельзя, — улыбнулась Анна-Мария.

— Иногда и этого недостаточно. Барышня будет есть с нами или заботиться о себе сама?

Анна-Мария помедлила.

— Если я вас не слишком обременю, я хотела бы обедать, когда буду возвращаться из школы. С остальным — завтраком, ужином и едой в школе — я справлюсь сама.

Клара сухо кивнула.

— Тогда придется платить больше. Я имею в виду — за обед. За комнату платит шахта.

— Хорошо. Как мы договоримся?

Анна-Мария предложила сумму, услышав которую, Клара приподняла брови. Девушка из рода Людей Льда слабо разбиралась в значении денег, во всяком случае — для обычных шведских рабочих. Нельзя сказать, чтобы названная Анной-Марией кругленькая сумма не понравилась! За нее хозяйка предложила дополнительные услуги: чашку кофе по воскресеньям, да и просто по вечерам иногда. Анна-Мария поблагодарила за это.

— А у вас есть дети, Клара?

— Четверо. Но в школу пойдет только старшая. Остальные еще слишком малы.

— Буду рада с ними познакомиться, — сказала Анна-Мария, ослепительно улыбаясь.

— Барышня, наверное, хочет распаковать вещи, я пойду. А потом она может прийти на кухню, я покажу удобства и приготовлю что-нибудь перекусить. Барышня, наверное, проголодалась?

— Да. Я так ужасно нервничала весь день. Оказаться в незнакомом месте, встретить новых людей.

— Барышня очень молоденькая.

— Девятнадцать лет. Но я уже давно живу самостоятельно, так что справлюсь.

— Уж слишком вы хорошенькая. Зимой может быть много разговоров. Мужики ведь головы теряют из-за девушек.

— Здесь? — удивленно спросила Анна-Мария. — Нет, парни на меня никогда не глядят больше одного раза.

Клара скептически посмотрела на нее, чтобы определить, действительно ли она так бесхитростна или прикидывается. Но Анна-Мария выглядела совершенно невинно.

Наконец хозяйка ушла, чтобы приготовить еду, и Анна-Мария стала медленно распаковывать вещи. Слава Богу, горшочки с вареньем уцелели! Она осторожно выложила свое тонкое белье в грубо обтесанные ящики комода, из которых исходил сильный запах щелочи. Сверху на комод она поставила кое-какие безделушки, чтобы придать комнате хоть какую-то атмосферу, сделать ее более уютной.

Маленькая вышитая салфетка. Гребень и щетка из чистого серебра, их она получила в подарок в день конфирмации. Шкатулка для шитья с деревянной инкрустацией и красной шелковой подкладкой. Все напоминало ей об ушедшем времени, о тех, кого она потеряла.

Анна-Мария теряла остатки силы воли. Она опустилась на краешек кровати в этой чужой, нищенски обставленной комнате и рассеянно уставилась на миниатюрные портреты матери — Сары и отца — Улы в одной резной деревянной рамке.

Вернулась прежняя боль. Та, которую она чувствовала уже много месяцев, хотя сама поездка и связанное с ней нервное напряжение на несколько дней потеснили ее.

Ее охватило жуткое одиночество. Бездонное одиночество, которое идет из глубины тебя самого, с которым ничего не поделаешь, независимо от того, окружают ли тебя другие или же ты один.

— Боже, — прошептала она. — Господи, когда же мне снова будет хорошо? Все, слишком поздно.

«Что я делаю здесь? На краю света, у моря, в Богом забытом месте? Неужели я думала, что здесь я смогу избавиться от моих мыслей?»

Как глупо, как необдуманно! От себя не убежишь!

Без сил, упавшая духом, она смотрела на голые стены в комнате, принадлежащей чужим людям. Потертый пол с выцветшим тряпочным половиком. Старая мебель, которая уже хорошо послужила — другим. А где ее собственные вещи, почему она покинула свой любимый дом?

Но она прекрасно знала, что не могла просто жить в этом доме, без устали бродить по пустым комнатам, в которых больше не отзывается эхом голос отца или матери. Там бы она просто-напросто сошла с ума от своих мыслей. Ей необходимо было уехать, почувствовать, что она нужна кому-то.

Как искупление. Но нет, она не должна больше так думать!

Адриан Брандт…

Какая идиотская затея приехать сюда! Вообразила, что может что-то значить для него! А он ее едва вспомнил!

Она должна, должна думать сейчас о будущем! Позади было все самое тяжелое, непоправимое. То, от чего она простодушно пыталась убежать.

Она никогда не сможет этого сделать.

И правда: класс на самом деле оказался готов к среде, этого Анна-Мария никак не ожидала. Но даже стоя в нем и глядя на печку в ранний рассветный час, она не могла избавиться от подавленного состояния. Потому что она представляла себе свой класс совсем иначе!