Глубина моря; Открытое море - [17]

– Как же тебе не повезло, – сочувственно сказала Штеффи.

– Не повезло? Не знаю! Сюзи жила в пяти разных семьях, прежде чем зимой попала в детский дом, – сказала Юдит.

Штеффи посмотрела на пухленькую Сюзи. У нее было угрюмое личико и грустные глаза.

Трамвай замедлил ход.

– Мы выходим, – сказала Юдит.

Она встала и тронула Штеффи за руку.

– Зайди к нам ненадолго! Или ты спешишь?

Штеффи задумалась. Дома у Май скоро ужин. Но она все еще сыта после английских сэндвичей Хедвиг Бьёрк, а когда за столом десять человек, не так уж важно, одним больше или меньше.

– Нет, – сказала она. – Я не спешу.

Девочки сошли с трамвая.

– Они жадные? – спросила Сюзи. – Те, у кого ты живешь?

– Почему?

– Твоя обувь, – сказала Сюзи и показала пальцем. – Ты же ходишь в зимних ботинках, хотя уже май.

Штеффи не хотела рассказывать, что случилось с ее туфлями, но и не хотела, чтобы Сюзи и Юдит думали, будто тетя Марта с дядей Эвертом жадные.

– Мои туфли в ремонте, – солгала она.

Они поднялись на холм, окруженный высокими замысловато украшенными деревянными виллами. В одной из них располагался детский дом.

Юдит показала Штеффи дом и познакомила с девочками. Многие приехали из Вены, и пару из них Штеффи узнала. Одна девочка ехала в Гётеборг в том же поезде, что и Штеффи с Нелли.

– Я не знала, что таких, как мы, так много, – сказала она Юдит.

– Нас примерно пятьсот человек, – сказала Юдит. – Во всей Швеции.

– Так много?

Юдит одарила Штеффи холодным взглядом.

– Это не много, – сказала она. – Подумай о тех, кто остался! А финских детей они принимают десятками тысяч. Ведь они светловолосые и голубоглазые, как и сами шведы.

– У тебя тоже светлые волосы и голубые глаза, – сказала Штеффи.

– Я – еврейка, – сказала Юдит. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

Они сидели в общей комнате девочек. Дом был полон звуков: голоса, беготня по лестницам, звон посуды из кухни.

– А твоя семья? – спросила Юдит. – Ты знаешь, где они?

– Мои родители в Терезиенштадте. Моя младшая сестра – здесь.

Юдит замолчала. Затем сказала:

– Тебе повезло, что здесь у тебя кто-то есть. И существуют места гораздо хуже Терезиенштадта.

– А где твоя семья?

– Два моих брата – в Палестине, – ответила Юдит. – Они уехали в тридцать восьмом. Сестра хотела поехать с ними, но папа считал, что она слишком молода. А для того чтобы поехать сюда со мной, она уже не подходила по возрасту.

– Как это?

– Уехать как ребенок-беженец можно до шестнадцати лет, – сказала Юдит. – Эдит исполнилось семнадцать. Ты и правда ничего не знаешь.

– Где они сейчас?

– Старшего брата расстреляли, – сказала Юдит. – Три года назад. Маму, папу и Эдит депортировали в Польшу в сорок первом. Сначала от них приходили письма, но теперь вот уже полтора года я о них ничего не слышала.

– Думаешь, они… – нерешительно начала Штеффи.

– Я не знаю. О Польше ходит дурная слава. О лагерях смерти… и о газе.

– О газе?

– Терезиенштадт лучше, – сказала Юдит. – Можешь радоваться, что твои родители там.

Они тихо сидели. В комнату долетали приглушенные звуки дома. На улице за окном трепетала молодая листва высокого каштана.

– У Сюзи было два младших брата, – сказала Юдит. – Она приехала сюда из Берлина в девятилетнем возрасте. Одному брату было три, другому – пять, и мама Сюзи решила, что они слишком малы для поездки.

– Где сейчас ее братья?

– Сюзи не знает. Письма перестали приходить полгода назад.

– Как ужасно!

Штеффи чувствовала себя пристыженной. Она так мало знала по сравнению с Юдит, она получала письма от мамы с папой, и к тому же, несмотря ни на что, она не была совсем одна.

– Когда закончится война, я уеду к своим братьям в Палестину, – сказала Юдит. – Я хочу быть с ними и строить свою страну. Страну для всех евреев, где никто не сможет нас преследовать.

Штеффи мало знала о Палестине. Она имела слабое представление о пустыне, море и палящем солнце. Просто где-то очень далеко.

– Да, – неуверенно сказала она. – Наверное, это хорошо.

– Я коплю деньги на поездку, – сказала Юдит. – Откладываю все, что остается после того, как заплачу за себя. Поэтому я здесь живу. Выходит дешевле, чем снимать свою комнату.

– Где ты работаешь?

– На шоколадной фабрике. Никогда не думала, что можно ненавидеть запах шоколада.

Штеффи прикусила губу. Она чувствовала себя избалованной, требовала содержания, чтобы учиться, в то время как Юдит надрывалась на фабрике.

– Заходи к нам еще, – сказала Юдит, когда Штеффи собралась уходить. – Наверное, ты чувствуешь себя одинокой среди шведов. Хотя у тебя есть сестра. Но мы – твой народ. Мы – из одного племени. Приходи, когда хочешь.

«Из одного племени». Слова эхом отзывались в голове Штеффи в такт стуку колес, пока трамвай вез ее домой в Сандарну. «Из одного племени».

Глава 14

Штеффи чувствовала странное волнение во всем теле, пульсирующий жар, неизвестный раньше. Ей не хотелось вспоминать о Бенгте и веранде, но она ничего не могла с собой поделать. То, что произошло между ними, было неправильно, и лучше бы этого никогда не случалось. Но если бы это был кто-то другой? Если бы это был Свен?

Свен. Теперь она не думала о нем так часто, как раньше. Но иногда воспоминания снова отзывались болью, словно старая рана, после которой остался шрам.