Глоток Солнца - [25]

— Я все равно этого не пойму, — упорствовал Игорь. — Есть точная физика четырех миров, у каждой свои законы, и пусть все будет так, как есть.

— Резонно, — согласился Менге. — Но иногда хочется все видеть, не сходя с места.

Мы распрощались.

Соня просто сказала:

— Заходите к нам.

— Если захотите побеседовать, милости просим. — Менге улыбнулся своей доброй улыбкой и добавил: — И не только с нами, разумеется.

В эту ночь я не спал. Игорь — вот железный человек — как лег, сразу провалился в глубокий сон. Не столько разыгравшееся воображение, сколько гнетущее беспокойство, причин которого было великое множество, заставляло меня ворочаться с боку на бок. Я пробовал убедить себя, что выполнил свой долг — вручил подаренную пленку Акселю Бригову, который, бегло просмотрев ее, отправил с посыльным на ракетодром, к профессору Питикве. Я находил самые простые доводы, вроде этого: «Если Аксель не спит, пишет свои уравнения, то тебе надо отдохнуть, тебе завтра — какое завтра, уже сегодня — работать». А второе «я» тут же возражало, причем не менее аргументированное «Каричка спит, и Соня, и тысячи людей мирно спят, а где-то ходит облако, нанося подлые удары. Так как же ты можешь спать!»

А что я мог? Я лежал и вспоминал наши гонки, обманы Тампеля, бегущих на экране людей, речи на Совете, старался воссоздать ясную картину действий облака. И незаметно для себя стал думать о Менге и почему-то именно с ним затеял спор, в котором, конечно, преимущество было на стороне Менге, ибо он задавал вопросы.

Я: Есть физика четырех миров: микро, макро, космо и мега. Мир частиц. Мир человеческих вещей. Мир изученных галактик. Мир метагалактик. И законы каждого из этих миров человек узнал лишь тогда, когда отказался от привычных своих представлений, применяя безотказный инструмент смелых идей. Так что, добрый Менге, не стоит однажды вечером украшать ваш город галактиками — он для этого слишком мал. Как сказал мой друг Игорь Маркисян, пусть, все будет так, как есть. Долой иллюзии!

Менге: Насчет размеров города — резонно, хотя идея с галактиками мне нравится. Но к какому миру принадлежит ваше облако, если оно само, без приглашения заявляется в Тампель и другие города таким оригинальным способом?

Я: Вопрос не из легких. Мне кажется, оно из предпоследнего или последнего мира. Скорее — из метагалактики, раз оно умеет делать то, чего не умеем мы.

Менге: Значит, это более мощный, чем наш, разум или его создание?

Я: Возможно.

Менге: Зачем же оно ведет себя столь низко по отношению к нам?

Я: Может быть, это случайное совпадение. Слепое проявление определенной энергии.

Менге: Нет, я знаю, что такое страх, — очень подлая штука…

Я соскочил с кровати так стремительно, что чуть не опрокинул цветы. Схватил бумагу и карандаш, стал набрасывать уравнение. И тут же запутался.

«Спокойно, — сказал я себе. — Все по порядку».

Вот где пригодился бы прибор Менге, а еще лучше — лента наших гонок: я вспоминал, как вел себя мой гравилет, столкнувшись с облаком. Сначала рывок вперед, несмотря на выключенный приемник гравитонов. Что это сильное притяжение или просто сломался тормоз? Итак, два варианта первого положения. Второе: мощный толчок, от которого рассыпалась машина. Может быть, облако владело секретом антигравитации?

Мысль была чересчур простая и ясная, лежащая, как говорят, на поверхности, но я за нее схватился.

Я рассчитывал гравитационную энергию облака, и в моих формулах и уравнениях повторялась история завоевания людьми гравитации.

Я помню первые неуклюжие гравилеты — это мое детство, счастливо совпавшее с новым открытием человечества. Никто из взрослых тогда не верил, что они полетят, что они уже летают; я, как и все дети, верил. Тогда я не знал сказку про Ньютоново яблоко и легенд о первых космонавтах — победителях тяготения. Я ничего не смыслил в математике и не мог понять, какая это смелость — вот так вот запросто взять в руки слабейшую из слабых сил во Вселенной, закрутить ее над Землей и бросить туда стаю яркокрылых гравилетов…

Просмотрев свои расчеты, я убедился, что в науке слишком легкие и ясные идеи — самые обманчивые: моя гипотеза об облаке ни к черту не годилась. Выходило так: если б мое облако излучало только гравитоны и потом антигравитоны, его масса должна быть столь велика, что Земля давно бы уже оторвалась от Солнца и стала бы вращаться вокруг маленького серебристого шара.

Все же я забежал на минуту к Акселю, чтоб сказать о своем глупом выводе. Возле профессора на столе и на полу валялось много исписанных листков. Видно, и у него ничего не получалось.

— Любая гипотеза может казаться несокрушимой и прекрасной, но если ей противоречит хоть один факт, гипотеза гибнет, — устало произнес Бригов. Я могу доказать на бумаге, что облако не существует. Но оно есть — и все тут.

— Вы лучше докажите, что оно существует.

Аксель улыбнулся.

— С твоей помощью. Мало фактов пока.

— Куда же больше? — разошелся я. — Разогнало целый город.

— «Разогнало»! — передразнил меня Аксель. — Это совсем нетрудно. Это можешь и ты.

— Я?

— В Тампеле еще со средних веков живут одни трусы.

Увидев мой открытый рот, Аксель махнул рукой: