Глоток мертвой воды - [18]
Но ничего не происходило, и она рискнула снова открыть глаза и посмотреть на Алика, избегая глядеть на его колышущуюся тень.
Алик словно ждал этого. Он тут же прижал палец к губам в заговорщическом, но вместе с тем угрожающем жесте, призывая ее молчать. А потом попятился и убрался к себе, за перегородку. Наверное, лег, но она не слышала ни скрипа пружин, ни шелеста одеяла.
Чернильный силуэт тоже исчез, сгинул во мраке.
Постепенно Соня пришла в себя, но спать больше не могла. Хотелось в туалет, но она не могла заставить себя встать и пойти к двери. Ей казалось, Алик стоит там, прямо за перегородкой, — скорчившийся, похожий на уродливую горгулью, — и подкарауливает ее.
Соня не спала до самого рассвета. Лежала, не меняя позы, вглядываясь в полумрак перед собой.
Утром она спросила Алика, что он делал возле ее кровати.
— Тебе показалось, — невозмутимо ответил он и равнодушно отвернулся, показывая, что разговор окончен. Больше Соня никогда не пыталась говорить с ним о том, что происходило по ночам.
Следующей ночью она боялась ложиться спать, но в конце концов заснула и спокойно спала до утра. Все вроде пошло по-прежнему, но стоило Соне успокоиться и решить, что страшное позади, как чужое присутствие снова разбудило ее среди ночи.
— На этот раз он подошел совсем близко, — говорила Соня, и голос ее вибрировал от ужаса. Ей было жутко даже в эти минуты, в переполненном кафе, посреди торгового центра, рядом с матерью. — Его лицо было совсем рядом! Он склонился надо мной, и… Рот его был открыт. Мамочка, мне кажется, он пил мое дыхание!
Глава 7
Полина ехала в Новые Дубки, на собрание жильцов поселка. Женя поначалу хотел отправиться туда сам, но в клинике было полно работы.
Стояла середина ноября — мрачная, сырая и унылая пора. С утра валил мокрый снег с дождем, видимость была отвратительная, и Полина ехала медленно.
«Даже в Питере и то погода лучше!» — раздраженно думала она. Во время каникул они с Соней на четыре дня слетали в Санкт-Петербург, к Светлане.
Соне очень нравилось гостить у тети: своих детей у Светы не было, и она самозабвенно баловала племянницу. Про Алика они, не сговариваясь, говорили мало. Ограничились общими словами. Света, наверное, заметила, что они избегают этой темы, но до причин не допытывалась, ждала и… не дождалась.
Полина сама не понимала, почему молчит. Вроде и хотелось поговорить с сестрой, но слишком уж понимающим был ее взгляд, слишком сочувствующим. Было бы невыносимо услышать Светланино горестное: «А ведь я тебе говорила!»
Женя, пока они были в Петербурге, полностью обследовал Алика у лучших специалистов. Полина в тот же день пересказала мужу, что услышала от Сони. По словам девочки, Алик необычно вел себя не каждую ночь, но раз или два в неделю это повторялось.
Вердикт мужа был однозначным:
— Думаю, у Алика лунатизм.
— Возможно.
— Не понимаю только, почему Соня раньше ничего не говорила нам об его снохождении.
— Она боялась — и Алика, и того, что мы ей не поверим. «Вы с папой без ума от него, вы бы подумали, что я выдумываю» — так она сказала. Хорошо хоть сейчас разоткровенничалась. Не представляю, как она выносила все это! — Полина поежилась. — Я бы, наверное, на ее месте с ума сошла, если бы кто-то по ночам торчал возле моей кровати и пялился на меня.
— Это не «кто-то», а ее брат! — с досадой ответил Женя. — Он не причинил ей никакого вреда, и хватит делать из него монстра! Ладно Соня, но ты-то? Неужели до тебя не доходит? Мальчик столько натерпелся, неудивительно, что у него возникли проблемы со сном!
«А как же синий свет, льющийся из его глаз? Тоже признак сомнамбулизма?» — подумала Полина, но не стала говорить ничего вслух. Женя ответит, что Соне показалось. Полина и сама думала, что дочке многое просто привиделось с перепугу.
Она не могла простить себе, что не заставила Соню рассказать обо всем раньше. Думать о том, чем все могло закончиться, если бы девочка так и продолжала носить эту тайну в себе, мучиться и не спать ночами, было невыносимо, и Полина гнала эти мысли.
Помолчав некоторое время, она задала Жене вопрос, который мучил ее с той минуты, когда она узнала о странном поведении приемного сына.
— Жень, но он ведь не опасен? Алик не может причинить боли ей или… («Может, он уже сделал это — с Хоббитом?») или кому-то из нас?
— Не говори ерунды! — отрезал муж, но она услышала в его голосе сомнение.
В последующие ночи, до самого отъезда в Петербург, Соня перебралась на кушетку в кабинете Жени.
— Ты хорошо спишь? — спросила Полина у Алика.
— Да, кажется, — неуверенно ответил он. — А что?
— Соня видела, что ты бродишь во сне. Она поспит пока в другой комнате, а ты сходишь к доктору на осмотр, ладно?
— Вы думаете, я сумасшедший?
Никакого вызова в голосе — только грусть.
Он и в самом деле ничего не помнит! Он не хотел напугать Соню. Говоря с Аликом, Полина верила в это безоговорочно.
Обследование не выявило в состоянии мальчика ничего опасного. Были опасения, что лунатизм может являться предвестником эпилепсии, но электроэнцефалография этого не показала. Ребенку на всякий случай сделали УЗИ головного мозга, чтобы определить кровоток в сосудах, обследовали его при помощи МРТ, но нигде не нашли никаких отклонений.
