Глобусный человечек - [2]
С берега из-за зеленых зарослей папируса смотрели на них яркоглазые антилопы и водяные козлы с витыми рогами. На песчаной косе толпились цапли, лысые марабу, хохлатые королевские китоглавы. Шумным хлопаньем крыльев они приветствовали проезжих. Целое семейство купавшихся бегемотов поплыло за кораблем, но скоро отстало.
Корабль мчался все быстрей, и они очутились в окрестностях Гизеха. На берегу их ждал верблюд. Важно покачиваясь, верблюд повез их по полям, еще разбухшим от весеннего разлива — прямо в пустыню. Мимо больших пирамид, мимо загадочно улыбающегося сфинкса с каменными лапами, наполовину потонувшими в раскаленном песке, в которых он держит, как жемчужину, маленький храм, мимо поселков и городов — в шум и сутолоку Александрийского базара. На земле были разложены товары: горы фиников и бананов, красные фески, узорчатые ковры, медные, горевшие как солнце, подносы. Перед дверьми гостиницы, сидя на низеньких стульчиках, курили кальян важные старики, а во дворе о чем-то спорили худые феллахи — погонщики длиннорогих быков, тут же стоял приведенный на продажу подтелок. Всюду толкалось много народу, особенно большая толпа собралась вокруг фокусника. Он был темнолицый, будто вылепленный из плодоносного нильского ила. Его черные глаза походили на две чашечки горячего кофе. Он пошептал что-то верблюду в ухо, и на глазах у толпы, весь целиком, с чалмой и туфлями-бабушами, влез верблюду в одно ухо, а вылез из другого. Потом он показал еще чудеснее фокус: кинул веревку вверх — и веревка повисла в воздухе. И вот он, обхватив веревку ногами и руками, с обезьяньим проворством вскарабкался до самого со конца, и опершись на этот конец одной рукой, стал вверх ногами. Все так и ахнули, а он отпустил веревку, и перекувырнувшись в воздухе, под смех и восхищенные возгласы зрителей, вдруг превратился в веселую старушонку, зеленым попугаем взлетевшую на крышу большого балагана.
— За пиастр, всего за один пиастр, всякий желающий может побывать в древнем Египте на приеме в царском семействе, — тараторила старушонка, вертя глазами, и подпрыгивая, ударяла в бубен.
Глобусный человечек бросил старушонке три серебряные монеты, та ловко поймала их на лету в подставленный бубен. Дикси, глобусный человечек и кот Блэк вошли в темный балаган. Маленькая обезьянка отобрала у них билеты. Зазвонил колокольчик, стены медленно начали раздвигаться и наконец исчезли. Стало ослепительно светло. Они стояли в роскошной белой зале с колоннами, расписанными разноцветными полосами. Посередине залы на троне в пышной одежде сидел лев. По правую его лапу восседала львица в ожерелье из душистых роз и сочного винограда, а возле на скамейке ее сыновья — два маленьких львенка. Лев, при виде глобусного человечка, Дикси и кота Блэка, милостиво кивнул головой и указал им на свободное кресло.
Глобусный человечек и Дикси уселись рядышком, а кот Блэк стал возле глобусного человечка. Он никогда не видел таких толстых и головастых котят, как сыновья львицы, и чувствуя себя в их присутствии не особенно уверенно, счел более благоразумным не отходить от глобусного человечка.
Слуги-мартышки в длинных красных штанах, приплясывая, принесли столики и поставили перед гостями серебряные кувшины с прохладительными напитками. На золотых блюдах были разложены печенья, самые отборные фрукты и сладости. Затем вошли музыканты: обезьяны бабуины. Оркестр состоял из флейты, лютни, гобоя, двойного корнета и барабана. Дирижировал огромный гомандрил. Сам он бряцал на десятиструнной арфе. Было сыграно несколько арий, что доставило всем большое удовольствие. Певец бегемот подтянулся и молодцевато запел, жестикулируя правой, толстой как тумба, ногой. Но львице его пение видимо не понравилось, его тотчас сменили танцовщицы: серые, черные и белые ибисы. Они скользили легко и воздушно, как тени.
Когда все насладились танцами и музыкой, попили и поели вдосталь, слуги принесли глиняные миски с водой. По примеру львов, Дикси вымыла себе лицо и руки, но кот Блэк решительно отказался от воды, и по своему кошачьему обыкновению умылся лапой.
Поблагодарив львов за чудесный прием, глобусный человечек, Дикси и Блэк отправились домой. Когда возвращаясь они плыли по Нилу, Дикси сорвала на память лепесток лотоса.
Очутившись у себя в комнате, Дикси, прежде чем лечь спать, вынула лепесток из кармана и бережно положила его на подоконник.
Проснувшись, Дикси подошла к окну посмотреть на лепесток. Но лепестка больше не было. Вместо него сидел черный с блестящими живыми глазами муравей.
— Здравствуй, Дикси, — пошевелив усами, сказал муравей таким тоном, будто давно был с нею знаком, — мое одеяло улетело в окно, и я всю ночь пролежал на холодном подоконнике. Боюсь, не простудился ли, все время чихаю. И что за блажь — схватить мирно спящего муравья и перенести его за тридевять земель!
— Когда я сорвала лепесток лотоса, мне в голову не приходило, что вы в нем спите, — сказала Дикси, — вы так в него завернулись, что вас совсем не было видно. Почему вы молчали?
— Мне казалось, что все это сон, — объяснил муравой. — и ты, и кот Блэк — верно один из слуг богини Секмет, и глобусный человечек. Все это было так занимательно, мне не хотелось просыпаться, и если бы не холод, в конце концов меня разбудивший, я бы до сих пор думал, что все это мне только снится. А теперь позволь представиться, меня зовут «Очень-плохо».
