Глиняный мост - [113]

На пути домой она брала его под руку.

На ходу они слегка шоркались бедрами.

* * *

В ноябре история повторилась.

Дама Червей оказалась несравнимо сильнее.

Они скакали еще два раза, и Матадор старался изо всех сил, но не вытянул. Впрочем, оставался еще один шанс: в начале декабря в городе проходил финал Первой группы, и Эннис Макэндрю взялся восстановить Матадора. Он сказал, что тот не вытянул лишь потому, что не был готов; а теперь они потягаются. Эти состязания назывались странно: ни кубки, ни блюда, ни призы не упоминались – просто скачки Парад Святой Анны. Это будет последний выход Матадора. Пятая скачка на «Роял Хеннесси». Одиннадцатое декабря.

В тот день они сделали как ей нравилось.

Поставили доллар на Матадора в пятой скачке.

Она попросила одного из старых бездельников сделать ставку.

Он согласился, но хохотнул:

– Но вы понимаете, что шансов у него, один хрен, ноль? Там Дама Червей скачет.

– И что?

– Да ни в жисть ему ее на обойти.

– Так и про Кингстон-Тауна говорили.

– Где Матадор и где Кингстон-Таун.

Но теперь она дала сдачи, легонько.

– А что мне вас слушать? Сколько раз вы за последнее время выигрывали?

Он снова хохотнул.

– Не шибко.

Он полез пятерней в необъятные бакенбарды.

– Я так и знала. Соврать и то не можете. Но все равно, – она усмехнулась, – спасибо, что поставили!

– Без проблем. – И когда они уже разошлись, снова окликнул их: – Эй, я думаю, вы меня убедили!

Толпа в тот день собралась огромная, какой они раньше не видели, потому что Дама Червей тоже бежала последний раз – перед заморским туром.

Трибуна была забита почти до отказа, но они отыскали два места. Смотрели, как Пит Симс водил лошадь в паддоке. Макэндрю, конечно, злобился. Но это значило, что все идет как всегда.

Перед стартом она взяла его за руку.

Он посмотрел в сторону и сказал:

– Удачи.

Она сжала его ладонь и отпустила – едва лошади вышли из стартовых боксов, зрители вскочили на ноги; все орали, но что-то поменялось.

Лошади входили в поворот, и что-то произошло.

Дама Червей вырвалась вперед; Матадор, черно-золотой, шел с ней вровень, мах за махом, и это было невероятно, потому что ее мах был гораздо длиннее. Она наддала, но Матадор каким-то чудом не отставал.

Трибуна бросала тень отчаяния.

Кричали хрипло, почти в ужасе, за Даму – потому что так не могло быть, не могло.

Но было.

Две кивающие головы пересекли линию.

На первый взгляд казалось, что Матадор обошел, и на слух тоже – толпа вдруг притихла.

Она посмотрела на него.

Она сжимала его руку.

Веснушки вот-вот брызнут во все стороны.

Победа.

Она так подумала, но не сказала вслух, и хорошо, что не сказала, потому что это была величайшая скачка, которую они видели, частью которой были, сидя на трибуне, и в мысли об этом, они знали, была своя поэзия.

Так близко, так близко, но все-таки нет.

Фотофиниш показал: ноздри Дамы Червей были впереди.

– На ноздрю! Твою ж маму, на ноздрю! – бушевал Пит в стойле, но теперь Макэндрю улыбался.

Увидев Кэри в обиде и печали, он подошел и оглядел ее. Почти осмотр. У нее мелькнула мысль, что сейчас он проверит у нее копыта.

– Да что за драная муха тебя укусила? Конь-то живехонек или нет?

– Он должен был выиграть.

– Ничего не должен! Мы ничего подобного не видели, что за скачка!

И это заставило ее поднять взгляд на него, посмотреть в суровые синие глаза огородного пугала.

– И к тому же в один прекрасный день ты на нем выиграешь Первую группу, договорились?

Что-то, похожее на счастье.

– Хорошо, мистер Макэндрю.

С этого момента для Кэри Новак, девчонки с Гэллери-роуд, ученичество начнется всерьез.

Она приступит с первого января.

Теперь она будет работать сутками напролет.

Времени не останется ни на что другое, ни на кого.

Теперь она все время в седле, больше проездок, больше тестов, и она станет молча умолять об участии в скачках. Но Макэндрю сразу сказал:

– Будешь меня колупать, вообще никогда не выставлю.

Она с радостью опустит голову, закроет рот и будет работать.

Что касается Клэя, то он уже все решил.

Он знал, что ей придется его оставить.

Он сумеет держаться на расстоянии.

Он уже запланировал снова начать самые суровые тренировки, и Генри был готов. Однажды вечером они сидели вдвоем на крыше, и в разговоре участвовала мисс Январь. Они добудут ключ от Сракиной многоэтажки и вернутся в Бернборо. Будут деньги и крутой тотализатор.

– Забились? – спросил Генри.

– Забились.

Они пожали друг другу руки, и это было к месту, потому что Генри тоже расставался – с этой женщиной выдающихся форм. Неведомо почему, но он так решил: сложил ее и опустил на покатую черепицу.

Вечером тридцать первого декабря Кэри и Клэй отправились в Бернборо.

Они пробежали круг по изничтоженной дорожке.

Трибуна на закате стала адским пожаром, но таким, в который охотно войдешь.

Они стояли, и он сжимал в руке прищепку.

Медленно вынул.

Проговорил:

– Теперь я должен тебе рассказать.

И выложил ей все, все те воды, что еще нахлынут. Они стояли в десяти метрах от линии финиша, и Кэри молча слушала; сжимала прищепку сквозь его кулак.

Доведя рассказ до последней точки, он сказал:

– Теперь ты видишь? Видишь? У меня был год, которого я никак не заслуживал. Год