Глиняный колосс - [61]

Подозрительный плеск воды у борта. Что такое?..

Якорная кошка со звоном цепляется за леера «Суворова», веревка ее тут же вытягивается в струну. Еще одна — в сажени от нее! Одна за другой, еще целый десяток! Коварный враг проник в самое сердце русского флота? Диверсанты?!. Возмущенный адмирал (разумеется, при полном парадном оружии) собственноручно выхватывает золотую саблю, становясь в боевую позицию!!! Но силы слишком неравны… Изумленным взором он видит, как на палубе появляется сперва одна казачья папаха с красным верхом, затем вторая… Быстрые черные тени окружают флотоводца, словно черти, мгновенно обезоруживая морскую грозу японцев! А чья-то колючая борода уже подбирается к самому уху, грозно шепча с характерным акцентом среднерусской полосы:

— Хде девайсъ?!..

Занавес.

Близкий орудийный выстрел прерывает раздумья. Следом еще один, и сразу: целый залп. Сквозь осыпающуюся штукатурку потолка фигура Мищенко напоминает статую Родена «Мыслитель» — кажется, сыплющаяся известь ничуть его не тревожит. Когда я собираюсь уже сам открыть рот с вопросом, тот поворачивает голову:

— Придется, видимо, мне держать беседу с Зиновием Петровичем… Человеком крайне непростым, как вы наверняка знаете. Впрочем, кому я это объясняю… — усмехается он в усы.

Пластун высовывается из адмиральской каюты, хитро подмигивая мне и потрясая смартфоном. После чего десяток бородачей на цыпочках, гуськом, добирается до борта, по очереди исчезая в темной воде. Последний зачем-то тащит за собой любимый адмиральский лимон (тот самый, раненый в бою). Некоторое время переминается с горшком на палубе, затем, сплюнув, ныряет за остальными. Оставив перевязанное ленточкой растение одиноко стоять у борта…

— Знаю, Павел Иванович. И лишить его чего-либо будет крайне непросто, уверяю вас… Впрочем, кому это объясняю — я?.. — У меня срывается невольная улыбка.

Лицо Мищенко неожиданно меняется, темнея:

— А как думаете, господин Смирнов, в чем срочность нашего с вами разговора именно здесь? Вид у вас неважный, вы контужены… — Пристальный его взгляд, кажется, вот-вот прожжет во мне дыру. — Пережили, как я понимаю, немало за минувшую ночь, да и в бою — новичок, за это я ручаюсь… Оставить бы вас в тылу по-человечески, да дать отдыха вволю… Ну, как ваше мнение? — Несмотря на сотрясающееся здание и пальбу за окном, генерал терпеливо ожидает ответа.

Надо что-то сказать? Самодурство? Не тот человек, исключено… Проверка на вшивость? Так зачем ему меня проверять…

Молча пожимаю плечами. Не знаю, что говорить.

Лицо его придвигается совсем близко, почти вплотную. От немигающих глаз неожиданно веет чем-то настолько мучительно-жутким, что я готов отпрянуть, а рука невольно сжимает винтовку… Лишь усилием воли остаюсь на месте, не шевелясь. Да что с тобой, Павел Иванович? Ты ли это вообще?!.

— Каждую нынешнюю секунду, господин Смирнов, в Отчизне, которой служу всем сердцем и жизнью, происходят необратимые разрушения… — смотрит он на меня в упор. — Множась, будто трещины в ногах глиняного колосса… — При этих словах я вздрагиваю. Гипнотизируя меня, Мищенко продолжает: — Стоит этим трещинам преодолеть критическую грань — колосс обречен, Вячеслав Викторович. Пусть он и держится с виду бодро, как ни в чем не бывало. Любое малейшее сотрясение, и…

Артиллерия за окном бьет беглым огнем уже минут пять, без перерыва. И именно в этот миг, после очередного дружного залпа, к звукам боя добавляется новый, доселе не слышанный здесь глухой ропот. Быстро растущий и силящийся.

— Ура-а-а-а-а!.. — перебивая звуки боя, доносится снаружи. Не просто «ура», а множественное и цельное, со всех сторон.

— Сбили! Так их, окаянных!.. — громкий ликующий крик.

Забыв об осторожности, оба мы тут же оказываемся на ногах, приникнув к амбразурам окон.

Огромной каменной стены депо больше нет. Вперемешку с пылью ветер разносит гигантские клубы дыма над грудой обломков. Похоронивших под собой добрую часть защитников этой самой стены… Глаза невольно пытаются отыскать тот бугор с педантичным японским солдатом — тоже ведь был под ее защитой! Но куда там… Все завалено!

Мало чем можно меня зацепить после событий последних двух месяцев. Тонущие броненосцы, гибнущие друзья, пули, осколки снарядов… Свои, мечтающие тебя убить, и чужие, вызывающие уважение доблестью. Но зрелище подобного разрушения невольно цепляет торжеством единовременной смерти столького количества врагов.

— Вот вам и прямая аналогия, господин поручик… Не находите параллелей? — Быстро высунувшись наружу, Мищенко изо всех сил свистит двумя пальцами в рот: — И немедля, двинули!.. Штыки примкнуть, с собой взять всю имеющуюся взрывчатку!.. Вредить котлы, взрывников — прикрывать!.. Четыре конных роты на подъездные пути, пусть закроют дорогу у рощи! Пошли, пошли, хлопцы!.. Сергей Игнатьевич, башню насосную видите?.. В версте, вон же?.. Как же нет?.. — Забыв об осторожности, прыжком вскакивает он на подоконник, становясь в оконном проеме в рост. — За зеленой крышей… Попробуйте сбить артиллерией, пока ворошим депо… Ох…

Отвалившийся кусок стены за спиной разлетается о пол. Запоздалое чувство опасности мгновенно заставляет меня, схватив его подкашивающиеся ноги, сильным рывком сдернуть генерала с окна. Будто со стороны я наблюдаю, как фигура Мищенко безвольно валится ничком. А я, что-то крича, стараюсь удержать, поймать этого близкого себе человека. Пусть он упадет на меня, только не расшибется и не ударится!!!