Глеб Белозерский - [17]

Шрифт
Интервал

- Не разумею, - упрямо твердил Глеб. Но и учитель был упрям.

- Вчитайся в смысл всей фразы. Прочти ее вслух. Какое слово здесь напрашивается, - говорил монах.

Глеб читал вслух всю фразу и угадывал значение сокращения, отмеченного титлом.

- Правильно угадал, - говорил поощрительно учитель. - Вот так и поступай в дальнейшем. Не спеши, не горячись.

Через некоторое время занялись арифметикой. Начали с правильного написания цифровых знаков. А потом Ириней стал задавать нехитрые задачки.

- Ты пришел в Божий храм помолиться.

- В какой храм, отец Ириней?

- Пусть это будет Успенский собор. Итак, ты пришел помолиться. С тобой вместе дядька Зосима. А в храме собралось уже десять богомольцев.

- Почему так мало? Только десять?

- Не перебивай. Другие богомольцы еще не пришли. Сколько Я\.6 BCGX богомольцев оказалось в храме, если к тому десятку прибавилось еще двое, ты и Зосима?

- Много.

- Где же много? Десять и еще два. Сколько это будет?

- А еще надо посчитать хор на клиросе, и ктитора, который свечи раздает, и всех батюшек.

- Их мы не считаем.

- Как же можно их не считать? Они же тоже молятся.

- Так мы с тобой не договоримся. Давай решать другую задачку, про яблоки.

- Давай про яблоки.

- У тебя четыре яблока. Два из них ты съел.

- Я бы и больше съел, коли они сладкие.

- Слушай меня, княжич. И не перебивай. Два яблока ты съел. Сколько еще яблок у тебя осталось?

- Тоже два. Придумай, отец Ириней, что-нибудь похитрее.

- Придумаю…

Историю дома Рюриковичей взялась преподавать Глебу сама вдовствующая княгиня. Рассказывала она занимательно, эмоционально. Маленький Глеб был всецело поглощен ее рассказами и слушал не перебивая. Вот рассказ про княгиню Ольгу и сына ее Святослава. Княгиня Ольга, мудрая правительница, ездила в Царьград в гости к греческому императору и там, в Царьграде, приняла крещение. Но сына Святослава, воинственного и сурового, склонить к принятию христианства не сумела. Сын ее оставался язычником. Он был убит в столкновении с разбойным племенем печенегов у Днепровских порогов. Печенежский предводитель повелел сделать из черепа убитого князя чашу и пил из этой чаши вино. А сын Святослава Владимир, прозванный Красным Солнышком, принял греческую веру. Крестился сам и крестил народ. Князь Владимир любил пиры и празднества, на которых каждого русича, даже последнего бедняка, щедро угощали. Гусляры играли на гуслях и исполняли свои песнопения. Среди них выделялся замечательный сказитель Боян. А среди воинов князя Владимира прославились доблестные богатыри: Добрыня Никитич, Илья Муромец, Алеша Попович и другие. О них слагали песни и былины.

- Расскажи про богатырей, матушка, - попросил Глеб.

- О богатырях, Глебушка, я не расскажу тебе так интересно, как наш гусляр. Пусть напоет тебе былину. Перевелись, правда, такие гусляры, какие были во времена Владимира Красное Солнышко.

Отыскали гусляра и привели в княжьи палаты. Это оказался сгорбленный седовласый старичок - в чем только душа держится. Но, ударив по струнам гуслей, он вмиг оживился и стал напевать дискантом слова былины об Илье Муромце. Послушать гусляра пришел и Борис. Оба брата с затаенным дыханием слушали гусляра, стараясь не пропустить ни слова. Перед глазами мальчиков зримо вставал образ храброго и отважного богатыря.

Уроки были неожиданно прерваны приездом гонца из Владимира, от великого князя Ярослава Всеволодовича, приходившегося ростовским Васильковичам двоюродным дедом. Гонец привез послание от великого князя. В послании говорилось, что хан Батый повелевает, чтобы русские князья явились в ханскую столицу Сарай-Бату «про свою отчину», т. е. для утверждения ханом права на княжение. В числе князей, которые упоминались в послании, были имена Васильковичей, Бориса и Глеба.

Визит гонца вызвал в Ростове беспокойство. Собрались, чтобы держать совет, вдовствующая княгиня, епископ ростовский Кирилл, боярин Евлампий Неофитов с сыном, другие именитые бояре.

- Что будем делать, други мои? - с тревожным вопросом обратилась инокиня Марфа к собравшимся.

- Выполнять ханскую волю. Это все, что нам остается, - сказал владыка Кирилл, стараясь сохранять спокойствие.

- Рискуем жизнью Васильковичей, - высказался Антип. - Кто знает, что на уме у Батыги.

- На уме у Батыги одно - как исправно получать дань и не ломать старого правления, - рассудил Кирилл. - Не в его интересах толкать Рюриковичей к сопротивлению, лучше приручить их. Наше дело проявлять покорность и копить силы, ожидая лучших времен.

С владыкой согласились, так как возразить ему было нечего.

Снарядили три больших дощаника. Сопровождать юных князей обрядили боярина Неофитова и иеромонаха Иринея. Один из дощаников загрузили подарками для хана: ценным мехом зверей, соболя и чернобурки, изделиями народных мастеров, бочонками с медом. Для ханских жен ростовские ювелиры изготовили янтарные ожерелья. Янтарь, добывавшийся на побережье Балтийского моря, привозили новгородские купцы.

Долго не могли решить, как велика должна быть вооруженная охрана. Боярин Евлампий настаивал на большом отряде. Частые нападения ханских людей на мирные города и села, грабежи и бесчинства с их стороны заставляли местное население разбегаться по окрестным лесам. Лишенные средств к существованию, отчаявшиеся люди собирались в воровские шайки, промышляли грабежами. Двигаться по дорогам, в том числе и по водным путям становилось небезопасно. Антип не соглашался с отцом. Он доказывал, что оставлять Ростов без надежной охраны не резон.


Еще от автора Лев Михайлович Демин
Михаил Черниговский

Сын черниговского князя Всеволода Святославича, канонизированный Русской православной церковью, занимает особое место в отечественной истории. После установления на Руси монголо-татарского ига он прибыл в ставку хана Батыя для получения ярлыка на княжение. За отказ поклониться монгольским языческим святыням Михаил Всеволодович вместе с ближними боярами после жестоких мучений был казнён.


С мольбертом по земному шару

Эта книга об одном из интереснейших людей России конца XIX — начала XX в. — В. В. Верещагине, который по стечению обстоятельств больше известен как замечательный художник, чем тонкий, наблюдательный путешественник, писатель и публицист. Наблюдая жизнь других народов, изучая их культуру и искусство, В. В. Верещагин собрал богатейшую информацию по страноведению и этнографии. Яркие, тонкие впечатления художника легли в основу не только его картин, но и путевых заметок и очерков. Книга знакомит с жизнью, творчеством и путешествиями этого замечательного человека.Для широкого круга читателей.


Хабаров. Амурский землепроходец

Новый роман писателя-историка Л. Дёмина рассказывает о жизни и судьбе знаменитого российского землепроходца Ерофея Павловича Хабарова (?—1671).


Семен Дежнев

О подвигах замечательных первопроходцев — Семена Дежнева и его товарищей, обогнувших в 1648 году восточную оконечность Азиатского материка и впервые проложивших путь из Северного Ледовитого океана в Тихий, рассказывает книга писателя и ученого Л. М. Демина. В основу книги положены подлинные архивные документы и научные исследования русских и советских ученых. Издание рассчитано на массового читателя.


Каторжник император. Беньовский

Роман Л. Дёмина, посвящённый жизни известного авантюриста XVIII века Мориса Августа Беньовского (де Бенёва), увлекательно рассказывает о многочисленных приключениях этого самозваного барона. Метания героя по свету, встречи со многими историческими деятелями позволяют читателю окунуться в атмосферу далёкой эпохи.


Семен Дежнев — первопроходец

О жизни прославленного русского землепроходца Семёна Ивановича Дежнёва (ок. 1605—1673), открывшего пролив между Азией и Америкой, рассказывает новый роман писателя-историка Л. М. Дёмина.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.