Глазами Лолиты - [4]

«Вот и чудесно! — неуместно взликовала Тамара и тут же перешла на „ты“. — Тебя мне сам Бог послал!».

И поведала Габи, что служит домоправительницей — она так и сказала «домоправительницей», хоть это прозвучало явным завышением статуса, — в одном богатом доме на Рамат-Ганском холме за улицей Ховевей Цион. Платят ей хорошо, тысячу долларов месяц на всем готовом, включая жилье, но через неделю ей придется уехать на три месяца домой в Россию, потому что ее туристская виза кончается и надо три месяца переждать, чтобы ей опять разрешили въехать в страну. Хозяева ее, люди законопослушные, и хотя к Тамаре очень привязались, ни за что не согласны держать у себя нелегальную работницу, да и сама она боится, как бы ее не выслали без права возвращения.

Ну, и приходится уезжать, а жаль, место хорошее! Вот она и ищет замену на это время. Ищет-ищет, да никак не найдет. Кого ни приведет, хозяйка всех бракует, все ей не подходят, одни вороватые, другие недотепы.

«А ты — девушка культурная и справная, ты будешь ей в самый раз!».

Да и вообще, пора Тамаре домой съездить, у нее в Саратове остался муж — наелся груш, уж сколько лет сидит без работы, только тем и живет, что она ему посылает, разленился вконец. Но надо бы его проведать, все ж таки муж, а не хрен собачий, хоть жили они нескладно, детей не завели — сперва все аборты она делала, сама не помнит сколько, а потом спохватилась, да поздно. Вот и приходится на старости лет жить в чужом доме, но это не так уж плохо — пусть по чужим правилам, зато в сытости и довольстве. Так что Габи прямой резон заменить Тамару, тем более, что жить ей негде и зарплаты ей в каникулы не платят.

Тамара была тысячу раз права, и все же первым побуждением Габи было немедленно отказаться — она ведь понимала, что парадное слово «домоправительница» обозначает всего лишь прислугу за все, а ей быть прислугой никак не пристало. Хотя многие ее подружки по театральному институту вынуждены были здесь, в Израиле, пойти кто в уборщицы, кто в няньки, Габи повезло — уже три года она преподавала пластику и постановку голоса на режиссерском отделении частной киношколы. Правда, молодые режиссеры не очень вникали в проблемы пластики и постановки голоса, правда, платили ей почасово и минимально, и все же на вопрос, где она работает, можно было отвечать, скромно потупив глаза: преподаю в киношколе. И вдруг стать прислугой у каких-то богачей?

Но отвязаться от Тамары оказалось непросто. Она вцепилась в Габи мертвой хваткой:

«Послушай, раз ты уже по жаре до самых ворот дотащилась, так хоть зайди, глаз кинь. Ведь у меня билет на самолет через неделю, на кого же я их, бедолаг, оставлю, — люди такие хорошие!».

«Да я, небось, ей тоже не подойду!», — фыркнула Габи, однако, охваченная каким-то странным безволием, прошла через чугунную калитку, по которой извивалась надпись «Вилла Маргарита». И повлеклась вслед за Тамарой вверх по выложенной неровными темно-красными плитками фигурной дорожке. По обеим сторонам дорожки расстилался гладко подстриженный бархатный травяной ковер, оттененный по краям высокими кустами с крупными глянцевыми листьями, теряющимися в розовой пене ажурных цветов. Трава и кусты дышали прохладой и благополучием — видно, их только-только полили из маленьких веерных поливалок, щедро разбросанных по всему зеленому склону.

«Не пугайся, поливалки — не твоя забота, — поспешно объяснила Тамара, перехватив взгляд Габи. — Ими компьютер управляет, когда надо, включает, когда надо выключает, по ним часы проверять можно. Так что будь спокойна, скажи только, как мать твою зовут».

«Сусанна, а вам зачем?».

Тамара на вопрос не ответила, занятая своими мыслями:

«Сусанна — красивое имя, это хорошо. Она жива еще?».

«Мама умерла в прошлом году, в Москве. Так я ее перед смертью и не повидала».

Габи хотела было себя пожалеть, но тут она увидела дом. И глазам своим не поверила. Это был не дом, а японская пагода и индийская гробница, слитые воедино. Его стены, облицованные неправдоподобно белой керамической плиткой, отражали солнечный свет с такой силой, что веки Габи сами собой охранительно опустились на глаза.

Но мимолетно увиденный образ остался под веками, увенчанный полусферой стеклянного купола, устремленного вверх, к небесам. Почти готический фасад был безупречно гладок, его не оскверняли ни нависающие нашлепки балконов, ни оттопыренные лепешки террас. Единственным нарушением его безоблачной гладкости были высокие стрельчатые окна, гармонично дополняющие общий облик храма неизвестной религии.

Еще не разлепив пораженных яростным светом век, Габи почувствовала внятный толчок в сердце — она хотела жить в этом доме. Неважно, в каком качестве, прислуги или домоправительницы, только бы укрыться за этими неподвластными окружающему зною стенами от превратностей своей причудливой судьбы и забыть, забыть, забыть проклятое прошлое.

Тем временем Тамара отперла своим ключом скрытый за белой панелью замок, и створки дверей из непрозрачного стекла беззвучно поползли в стороны.

«Белла! — крикнула Тамара на своем диковинном иврите. — Спускайся вниз, принимай новенькую!»