Глаза войны - [3]

Муж дамочки погиб при штурме Грозного в первых числах 95-го. Старший сын — при обороне Комсомольского, младшему сейчас 14 лет, воюет где-то в горах. Ну, а мамаша содействует боевикам. Несколько раз выезжала в банды — помогала врачихе, с которой работает здесь, проводить операции.

Да многие деревенские помогают боевикам. Некоторые ходят в горы на несколько месяцев, потом полгода отсиживаются дома и снова в горы. Несколько милиционеров также являются боевиками. Получалось, что примерно полдеревни замешано в этом. А может, и не стоило военных сдерживать?

Но надо сказать, это была оперская удача. Медсестра рассказывала три часа. Называла фамилии, адреса тех, кто помогал боевикам. Дело оставалось за малым: взять эту банду с поличным.

Тем временем возле нашего домика собралась толпа, примерно человек пятьдесят. Они требовали, чтобы им отдали медсестру, незаконно, по их мнению, удерживаемую, и чтобы мы убирались в свою Россию. Многовато они хотели, за один-то раз.

«Расколол» медсестру старший опер — майор Иванов, к которому я сейчас и шел. История для мадам закончилась скверно: ее отправили на «фильтр» — фильтрационный пункт. В тот же день она повесилась в камере. Как утверждали женщины, которые сидели вместе с ней в одной камере, она обмотала себе горло мокрым вафельным полотенцем: по мере высыхания то сжималось, и перекрыло, в конце концов, сонную артерию. По словам тех же «товарок», она убивалась, что русские, мол, ее изнасиловали, и поэтому она добровольно отправляется на тот свет, не вынеся позора. Да кому она нужна, насиловать ее!

Только вот ногти у трупа были почему-то обломаны, руки исцарапаны, лицо в ссадинах и гортань переломана, что полотенце ну никак не могло сделать.

Иванов испуганно клялся и божился, что пальцем ее не трогал. Представители прокуратуры хищно поглядывали на нас и задавали провокационные вопросы. Вскрытие расставило все по своим местам. По крайней мере, для прокуратуры. Но не для местных. Как рассказывали, через три дня на одном из прочеченских сайтов в интернете появилась информация о том, что федералы похитили медсестру, изнасиловали ее и повесили. Вот как бывает.

На ее могиле развевается на шесте зеленая повязка — мол, неотомщенная.

А потом мы начали проводить адресные зачистки. Начали с милиционеров, на которых нам указала перед смертью женщина. У одного много интересного нашли. Например, пять автоматов, радиостанцию, тол, выплавленный из мин и снарядов. Много литературы ваххабисткого толка на арабском, чеченском и русском языках. Чеченец молчал как партизан, и мы отдали его военным, чтобы те сопроводили юношу на «фильтр». Страж порядка был убит при попытке к бегству.

Следующий милиционер, у которого был менее богатый улов, — но на пожизненное заключение хватало — оказался более сговорчивым, дополнил имеющуюся у нас информацию. Потом мы взяли еще пять человек. С оружием, с литературой, да взрывчатки было изъято около двухсот килограммов.

Многие скрылись, когда пошли аресты. Но зато в окрестностях села прогремело два взрыва — фугасы. Один не причинил никакого вреда: подорвался сам минер, когда его устанавливал, а на втором подорвалась чеченская машина — в момент взрыва она обгоняла БТР, и приняла на себя всю убойную силу. Наших лишь контузило.

Не зря я здесь поработал три недели. Почему я? Я же не Остап: «Командовать парадом буду я!» Мы все вместе, шесть оперов вместе с начальником, падая с ног от усталости, сделали это. Вскрыли бандитскую сеть, изъяли прорву взрывчатки, предотвратили новые терракты, спасли деревню. И вот сейчас надо с ними прощаться и убывать к новому месту службы. А так неохота!

Я вошел в кабинет-комнату Иванова. Он здесь и работал и спал. Комнатка маленькая — метров восемь. Иванов внимательно изучал какой-то документ. Увидел меня, листок перевернул и положил на стол.

— Здорово! Шифруешься? — я кивнул на перевернутый документ.

— Да, нет, — он улыбнулся, — просто привычка.

— Понятно, — я кивнул, сам такой, это уже в крови. — Значит так, Паша, я поговорил с шефом насчет тебя.

Иванов напрягся. Кому понравится, когда насчет тебя ведутся переговоры, а ты об этом ничего не знаешь.

— Расслабься. — Я положил руку ему на плечо. — Я предложил тебя заместителем.

— Строчку второго зама ввели? — в голосе Иванова неподдельное удивление.

— Да нет! Скучно мне здесь стало. Попросил перевести куда-нибудь, где пожарче, а ты себя отменно зарекомендовал в работе с дамочкой — вот и говорю, что заслужил.

— Заливаешь? — Иванов был и удивлен и насторожен, не разыгрываю ли я его.

— Вам, предводитель, давно уже пора лечиться электричеством. Не устраивайте преждевременные истерики! — ответил я.

— И что дальше?

— Как что? — я хлопнул его по плечу. — Принимай у меня дела и должность, а вечером накроешь стол — за то, что я такой добрый. Приказ уже состоялся. «Шура, пилите гири — они золотые».

— Врешь! — Иванов не верил мне.

— Пойдем к шефу.

Константиныч все подтвердил. Иванов долго тряс мне руку. Дела и должность я передал ему очень быстро, минут за двадцать. А потом он начал готовить стол. Надо же было представиться перед личным составом в новой должности: пусть временной, пусть в командировке, но все равно — приятно. А мне приятно и за товарища — за его карьерный рост, и за то, что мне удалось его разыграть с «протекцией» — люблю розыгрыши. Ну, и стол накрытый — тоже хорошо!