Глаза смерти - [26]

– Страшно. Да. Когда он пропал, я… три ночи была в отеле. Но я хочу понять, что случилось. Я хочу найти папу, если он жив. Или точно знать, если его больше нет. – Последние слова Кристина произнесла совсем тихо, с придыханием. – Думала, ты что-то подскажешь.

– Прости, – Максим пожал плечами. – Мне правда жаль, что всё так получилось. Если бы не картина…

– Ты не виноват. И твоя мама тоже. Папа знал, на что идёт. Всегда знал, когда брался за такие картины.

– А он это часто делал?

– Что?

– Ну… брался за такие картины.

Кристина не ответила.

Максим по-прежнему сидел на кровати. Водил по своей ладони тупым лезвием деревянного ножа. Старый подарок от мамы. Не лучший выбор для самозащиты. Невпопад подумал, что нужно будет пропылесосить в коридоре. Они там хорошенько натоптали.

– Позвони мне, если что-нибудь узнаешь.

Кристина с неизменной порывистостью подошла к нему. Встала совсем рядом. Настойчиво посмотрела в глаза Максиму, будто так могла с точностью узнать, выполнит ли он её просьбу, и Максим уловил чуть горьковатый, будто перемешанный с хвоей и цедрой, аромат духов. Это был странный запах. Очень знакомый, почти родной. Максим никак не мог вспомнить, откуда его знает, и только чувствовал, что за этими воспоминаниями нужно вернуться на многие годы назад, вглубь собственного детства.

– Картина сейчас…

– Нет! Я не хочу знать, где она. Просто скажи мне, если поймёшь, в чём там дело.

– Хорошо. Ты ведь слышала про внутренний слой?

– Да. Папа говорил.

– Что он ещё говорил?

Кристина взяла с покрывала свой телефон. Отошла к окну. Вновь отодвинула штору и выглянула во двор.

– Говорил, что картина гораздо интереснее, чем может показаться. И просил Савельева сделать рентген.

– Рентген?!

– Да. Что они там увидели, не знаю. Но им это показалось интересным. Они хотели и дальше исследовать картину. Но потом твоя мама её забрала.

– Так, значит… – Максим растерялся.

Абрамцев обманул маму, но Максима сейчас больше впечатлило, что Кристина так свободно призналась в этом ему – человеку, с которым впервые встретилась чуть больше часа назад.

– Постой, как они собирались исследовать картину, если уже был покупатель? «Особняк» ушёл бы на аукционе и…

– Папа хотел сам выкупить картину. Через подставное лицо, конечно. Он так делал и раньше. Провёл бы экспертизу. Узнал бы, что к чему. А через пару лет перепродал бы.

– В два раза дороже… – потрясённый, прошептал Максим.

– В десять. Или в пятнадцать. Иначе не взялся бы. Считал, что это честно. Ведь твоя мама сама не захотела исследовать «Особняк».

– Ты тоже считаешь, что это честно?

– Я просто хочу найти отца.

– Но почему Дмитрий Иванович так легко отдал картину? Если хотел заработать? У них же был договор, он мог…

– Потому что был другом твоей мамы.

«Был». Максима это слово ударило не меньше, чем откровение Кристины. «Значит, она уже не верит, что отец жив».

– Они с твоей мамой давно общаются. – Теперь Кристина употребила настоящее время.

– Вот как.

– Я же говорю, папа считал перепродажу честной. А напрямую обманывать друзей, использовать их – это не про него.

– Понятно.

Кристина сказала, что хочет добраться до архивов «Старого века». Сотрудники аукционного дома вели историю каждого лота и наверняка зафиксировали предаукционную заявку на «Особняк» Берга. Всё осложнялось тем, что дела перешли к заместителю Абрамцева, который хорошо знал маму Кристины и, конечно, сейчас поддерживал с ней связь. Один неверный шаг – и Кристину заставят вернуться в Тулу, где она жила до того, как решила поступать в Строгановку.

– Я пойду.

– Ты в Москву?

Глупый вопрос. Но Максим всё равно его задал. Со скрытой усмешкой подумал, что хочет оттянуть уход Кристины.

– Да.

– Знаешь, как уехать?

Ещё один глупый вопрос.

– Знаю.

Прощались неловко. Максим не понимал, что лучше сказать и как себя вести. Кристина, кажется, тоже смутилась. В итоге расстались сухо, без лишних слов. Только напоследок обменялись телефонами.

Когда Максим встретил маму, на улице было темно. Помог донести системный блок. Подключил к нему старенькую клавиатуру с давно засорившимися клавишами. Подключил мышку, монитор и принтер. И всё это время думал о Кристине.

Позвонил Диме. Хотел вкратце пересказать ему услышанное. Был бы рад не втягивать его, однако Дима уже сам втянулся – в то самое мгновение, когда настоял на своей поездке в Петербург. Ещё и Аню с собой взял. Максим должен был предупредить их, пока Дима не растрепал об «Особняке». Чем меньше людей знало об этой истории, тем лучше.

Дима на звонок не ответил, что было довольно странно. Он всегда ходил с телефоном. Максим попробовал перезвонить через полчаса, но в ответ по-прежнему услышал только длинные гудки и переадресацию на голосовой почтовый ящик.

Неприятное зудящее волнение. Максим понял, что теперь будет переживать по любой мелочи. Так недолго и паранойю подхватить. В конце концов, Дима мог выключить звук и лечь спать.

Звонить Ане Максим не стал. Запретил себе. Это было чересчур. Не хотел подпитывать свои страхи.

За ужином молчал. На маму даже не смотрел. Порывался задать ей единственный вопрос – спросить, знала ли она про погром в реставрационной мастерской, про обыск в аукционном доме, после которого ничего, кроме ноутбуков, не пропало.