Глаза ребёнка - [80]

9

Когда Паже, в темных очках, тенниске и шортах, подъехал к дому, там стояли две полицейские машины. На крыльце его ждал Карло, бледный, с какими-то бумагами в руках. Дверь была открыта настежь, и из дома доносились голоса.

— Монк? — спросил Паже, затаив дыхание. Карло кивнул и протянул ему ордер. В ордере, предоставлявшем полиции право на проведение тщательного обыска в его доме, ни слова не говорилось о том, на каком основании полиция утверждала, будто имеет «веские доводы» в пользу того, чтобы прочесать его владения на предмет материальных улик в связи с гибелью Рикардо Ариаса.

— Я не хотел пускать их, — смущенно пробормотал Карло. — Но один схватил меня за руку и велел оставаться на месте и вести себя тихо.

Мальчик был раздосадован и явно сбит с толку. Паже положил руку ему на плечо.

— Тебе не в чем винить себя, — успокоил он сына и прошел в дом, чтобы побеседовать с Монком.

В библиотеке Крис увидел какого-то рыжеволосого полицейского, заглядывающего в камин. На полу валялись детские игрушки Карло; на персидском ковре разбросаны карточки от игры «монополия». Паже воспринял это как наглое вторжение в их с сыном частную жизнь. Он был настолько взбешен, что, казалось, утратил способность здраво рассуждать.

— Где Монк? — потребовал он.

Полицейский ошарашенно посмотрел на него.

— Вы не должны находиться здесь.

— Я здесь живу, — рявкнул Паже. — Я спрашиваю, где Монк.

На еще мальчишеском лице полицейского появилось каменное выражение.

— Вам следует находиться на крыльце, сэр. Иначе мне придется надеть на вас наручники.

— Вам известно, что я адвокат? — склонив голову, спросил Паже.

Полицейский презрительно пожал плечами. Для Паже не было секретом, что полиция зачастую считает адвокатов, занимающихся уголовными делами, такими же циничными пройдохами, как и их клиентов, которые ради денег пойдут на любую незаконную сделку. Так что перевернуть все вверх дном в доме богатенького адвоката было, скорее, не просто служебным долгом, а приносящим глубокое удовлетворение актом классового возмездия. Увидев, что Паже не трогается с места, полицейский снял с ремня наручники и двинулся к нему.

— Так вот что я вам скажу, — развязно заявил Паже. — Ваш ордер — сплошная липа. Поэтому, прежде чем совершать глупости, обратитесь к кому-нибудь, кто в этом разбирается, и попросите объяснить.

Паже напрягся, ему стоило большого труда сохранять внешнее спокойствие. Однако это возымело эффект: полицейский остановился посреди комнаты, в глазах его впервые мелькнула тень сомнения.

— Я вам посоветую следующее, — продолжал Паже. — Когда найдете Чарлза Монка, отведите его в сторонку и шепните ему на ухо два слова: «особое постановление».[23] Думаю, ваша проницательность произведет на него впечатление.

В тоне было столько презрения, что полицейского бросило в краску, отчего веснушки на его лице проступили еще более заметно, а сам он стал похож на растерянного подростка, каким несколько минут назад предстал перед Крисом его сын.

— Оставайтесь здесь, — приказал полицейский и отправился наверх. Удовлетворение от маленькой победы быстро улетучилось: Паже подумал о том, что в этот самый момент Монк роется в его спальне, с особой тщательностью осматривая одежду и обувь.

Тут Паже услышал голос своей горничной.

Он подошел к гостиной. Так и есть: это Сисилья. Родом она была из Никарагуа, ее мужа убили партизаны. Темноволосая горничная сидела с затравленным видом под рисунком Матисса, на котором была изображена танцовщица, и испуганно отвечала на вопросы детектива в штатском с диктофоном в руке. Чувство собственной беспомощности охватило Паже: полицейские могли спрашивать кого угодно, о ком угодно и могли конфисковать что угодно. Паже не оставалось ничего другого, как только принести Сисилье свои извинения.

Когда он проходил через гостиную, детектив, шатен со стрижкой ежиком и печальными глазами, вопросительно взглянул на него.

— Мне очень жаль, — сказал Паже, обращаясь к Сисилье. — Но это скоро закончится.

Взгляд горничной выражал одновременно страх и смущение; в глубине души она чувствовала, что власть этих людей над ней безгранична.

Детектив обратился к Паже:

— Вам придется выйти отсюда.

— Ну что вы, я подожду здесь, — произнес Паже. — Вплоть до предъявления мне особого постановления.

Бросив на Паже устало-задумчивый взгляд, детектив достал из кармана очки, словно намеревался углубиться в чтение какого-то контракта, лежавшего перед ним. Не обращая больше на него внимания, Крис обратился к Сисилье:

— Говори обо всем, о чем бы они тебя ни спросили. Не волнуйся — твои слова не могут навредить мне.

Потом он почувствовал, как кто-то положил ему на плечо руку. Обернувшись, Паже увидел Монка вместе с молоденьким полицейским.

— Я велел ему оставаться на месте, — сказал полицейский.

По его тону было ясно, как ему хочется, чтобы Монк сбил спесь с этого проходимца. Паже лишь улыбнулся, затем небрежно проронил:

— Там, в библиотеке, есть еще кое-какие игрушки. Карло в детстве особенно любил игру под названием «Шедевры великих мастеров». Ведь вы, должно быть, понимаете толк в изобразительном искусстве?