Глаза ребёнка - [113]

— Да. Мы с Крисом обсуждали такую возможность.

Возникла неловкая пауза. Кэролайн избегала смотреть на Паже; вместо этого, словно сосредоточившись на какой-то мысли, она устремила взгляд в одну точку, куда-то поверх его головы.

— Я бы также исключил людей, патологически не переваривающих адвокатов, — заполняя паузу, проронил Кристофер.

— Разумеется, — сказала Кэролайн, складывая на груди руки. — Итак, кого же мы хотим?

— Говоря обобщенно, — минуту поразмыслив, ответил Паже, — нужно заручиться поддержкой коалиции вечных поборников гражданских прав — евреев и чернокожих. Евреев — из-за их гуманистической традиции, которая, в частности, проявляется в сочувственном отношении ко всем униженным и оскорбленным. А чернокожих, потому что черная община на собственной шкуре испытала, что полиция не лишена предрассудков.

Кэролайн явно сомневалась.

— Тебе не кажется, что Монк не вписывается в эту схему? — спросила она. — К нему прислушиваются и его уважают. Откровенно говоря, меня устроил бы любой, не доверяющий авторитетам.

— Вот почему для нас важно наличие образования, — озабоченно проговорил Мур. — Особенно в сочетании с воображением. Успех зависит от того, удастся ли нам отобрать присяжных, обладающих абстрактным мышлением — способных представить себе альтернативные версии случившегося, доказать которое невозможно. Нам бы крупно повезло, если бы присяжные оказались все как на подбор белыми, выходцами с восточного побережья, выпускниками Йельского университета и к тому же исповедовали бы здоровый либерализм.

Кэролайн недоверчиво покачала головой.

— Даже если мы и подберем именно таких, Салинас их зарубит. — С мрачной улыбкой она обратилась к Муру: — Может, ты сможешь подобрать для нас парочку «артишоков».

На лице Мура отразилось недоумение. Паже знал, что на профессиональном жаргоне адвокатов слово «артишок» означало присяжного заседателя, по одному виду которого можно сказать, что тот без всякой видимой причины способен помешать суду присяжных прийти к единому мнению. И отобрать такого присяжного в адвокатской среде считалось величайшим искусством. Крис хорошо помнил, как однажды суд присяжных (в заведомо проигрышном для защиты деле) зашел в тупик, когда ему удалось протащить туда заседателя, который после процесса подошел к нему и с выпученными глазами спросил, доживет ли цивилизация до конца двадцатого столетия.

— Артишок, — объяснил Паже Муру, — это присяжный, который уверен, что я невиновен только потому, что так его учила покойная мамаша.

Мур улыбнулся.

— Артишоки бывают разные, — охотно добавила Кэролайн. — Скажем, вам могут потребоваться женщины, одержимые страстью к немногословным блондинам.

Она произнесла это тоном самой невинности, однако явно намекая на Паже. Он испытал чувство неловкости, вспомнив, что вынудил своего адвоката, против ее желания и не объясняя причин, согласиться с тем, чтобы процесс не откладывали — на самом же процессе ему не придется говорить ни слова.

— Возможно, не все наши предпосылки выглядят бесспорными, — ровным голосом сказал Кристофер. — Однако следует признать, что мы должны избавиться от людей, заранее отравленных пропагандой в прессе. И кем бы ни являлись кандидаты на скамью присяжных, не следует допустить, чтобы среди них оказались те, у которых такие вещи, как самоубийство или судебная тяжба об опекунстве, связаны с личными переживаниями. — Он помолчал, затем тихо добавил: — В данном случае это относится и к такому явлению, как совращение несовершеннолетних.

Кэролайн устремила на него исполненный неподдельного сочувствия взгляд, но уже в следующее мгновение заговорила сухим казенным языком:

— Все это прекрасно. Но Салинас отлично понимает подобные тонкости, о чем бы мы здесь ни договаривались. Едва на горизонте появятся кандидаты, отвечающие нашим ожиданиям, он их зарубит. В конечном счете, все кончится лотереей, когда придется идти на компромисс и полагаться на интуицию. Возможно, нам с Виктором предстоит неоднократно разыгрывать одного и того же кандидата. И один из нас обязательно ошибется.

— К чему ты клонишь, Кэролайн? — с тревогой в голосе спросил Паже.

— К тому, что в критический момент я буду полагаться на интуицию не Виктора Салинаса и даже не на твою, а исключительно на свою собственную, — твердо заявила Кэролайн. Затем, помолчав, закончила уже более миролюбивым тоном: — Когда дело дойдет до последнего присяжного, Крис, я хочу сама принимать решение. Потому что именно мне предстоит убеждать этого самого присяжного, что ты никого не убивал.

Паже с беспокойством отметил, что Виктор Салинас способен произвести благоприятное впечатление на публику.

Он как раз задавал вопросы двадцать третьему из первых двадцати четырех кандидатов в присяжные. К этому моменту были отобраны уже трое: школьный учитель, белый; чернокожий, служащий банка, и филиппинка средних лет, работавшая стенографисткой. Всех троих отобрали в результате компромисса. Строго говоря, никто из них не отвечал представлению как защиты, так и обвинения об идеальном составе скамьи присяжных. Сторону обвинения могла устроить разве что филиппинка, да и то Кэролайн считала, что та поддается убеждению. Мастерс была уверена, что это самое большее, на что могла рассчитывать сторона защиты, не идя на открытую конфронтацию с Салинасом. Из остальных двадцати троим, которых защита нашла подозрительными, заявил отвод сам Джеред Лернер. Семь раз использовал свое право безусловного отвода Виктор Салинас, причем со стороны могло показаться, что он выбирает жертвы наугад, если бы не одно обстоятельство: все имели высокий образовательный уровень. Кэролайн дала от ворот поворот уже десяти кандидатам — среди них были пять латиноамериканцев, два иммигранта из Азии, врач-японец, недавно проигравший тяжелый процесс об опекунстве, племянник нью-йоркского полицейского и чернокожий, отставной сержант, который, по словам Мастерс, был более военным, нежели воинственным.