Глаза погребённых - [29]

Толок-ток… толок-ток… толок-ток… — продолжался перестук колес, телега тащилась за быками, которые едва отрывали копыта от земли.

— Говорят, что в Бананере было много убитых; и в Бананере и в Барриосе, всюду…

— К несчастью, да, — ответил Сансур. — Много товарищей пало под пулями солдат, которым было приказано защищать интересы «Тропикаль платанеры». Но ведь забастовка продолжается, а это значит — там действует организация. И жертвы приносятся не даром, как это произошло у вас, когда ваших земляков прогнали с земли, чтобы разбить плантации; многие тогда поодиночке пали жертвами, но ничего не изменилось… — Голос погонщика почти не был слышен; телега громко тарахтела по камням. — …ничего не изменилось…

— «Час, час, мойон, кон!..» — воскликнул Хуамбо, надеясь, что слова эти, ставшие боевым кличем, найдут отклик в сердце и этого мужчины, который должен понимать их значение.

— Верно, остались эти слова. Остались как призыв, обращенный в будущее, как приказ… — Сансур пристально посмотрел в глаза Хуамбо.

Мулат отвел взгляд и сплюнул. Плевок, как дождевая капля, блеснул стеклышком в лучах вечернего солнца, садившегося за вулканами, и упал на дорогу.

В памяти Хуамбо всплыло имя Чипо Чипо; мулат знавал его еще в ту пору, дома, когда полицейские ищейки разыскивали Чипо живым или мертвым. Однако Чипо Чипо — смутное юношеское воспоминание мулата — оставался для него живым человеком, тогда как этот Табио Сан — человек из плоти и крови, которого он видел, слышал и осязал рядом с собой, пока длилась их беседа в телеге, — представлялся ему каким-то известковым призраком, появившимся на кладбище живых… Чипо Чипо призывал бороться за землю, Сансур требовал выступить на защиту человека. Чипо утонул в водах реки Мотагуа — и борьба прекратилась; тенью мог исчезнуть и Табио Сан, однако теперь это ничего не изменит: на его место встанут другие. С именем Чипо Чипо связывалось ощущение усталости, — усталости, сожженной отчаянием, усталости, которая застыла в глазах потерявших веру родителей Хуамбо, а Сансура он видел многоликим, неутомимым, собранным, несокрушимым. Слушая Сансура, он невольно вспомнил загадочное молчание Чипо Чипо — молчание воды, всепоглощающее молчание пропасти.

— Да, сеньор, вы будете нам нужны, — говорил Сансур, заглушая своим голосом перестук колес. — Пришла пора действовать. «Час, чос, мойон, кон…» Надо вдохнуть душу в эти слова, но для этого нужно не бесполезное самопожертвование одиночки, а уверенность в том, что ключ к победе в наших руках. Борьбу теперь поведем организованными силами.

Они замолчали. Им казалось, что все всколыхнулось в мире, грудь теснили новые чувства, которые невозможно выразить словом или жестом и которые познаются лишь в молчании.

Хуамбо вздохнул:

— Я старше вас и помню, как на побережье, в Бананере, когда у нас отняли все, что мы имели, люди повторяли пророческие слова знаменитого Чипо Чипо Чипопо. Он сказал, что глаза погребенных видят все на свете, а их больше, чем звезд… и еще он сказал, что надо вернуть обратно наши земли!..

Телега наехала на более крупные камни, и размеренный стук колес — толок-ток, толок-ток — сменился резким, чуть не оглушительным така-токо-лон-тлак, токо-лон-тлак, токо-лон-тлак.

— Вернуть наши земли!.. — повысил голос Хуамбо. В воздухе появились летучие мыши и мошки.

Такие докучливые мошки летают обычно перед наступлением ночи. Шумели араукарии и эвкалипты. Проносились по небу облака, что-то шептал ветер.

— Придет время, — произнес Сансур, — придет время отобрать земли или получить их стоимость. А теперь надо спасать человека, надо сплотиться, организоваться, чтобы бороться против наших врагов, они еще сильны, очень сильны… Да, хотел спросить вас, не сможете ли вы поехать на Южное побережье? В ближайшее время?

— Когда?…

— Это зависит от вас, во всяком случае, нельзя допустить, чтобы живые забыли погибших на Северном побережье.

— Я могу уехать под таким предлогом: моя мать очень стара, больна. Тобу увезли, и за старухой некому ухаживать. Тоба — моя младшая сестра. Братья Досвелл увезли ее учиться в Соединенные Штаты. Они — адвокаты, были здесь, оформляли завещание Лестера Мида…

— Да…

— Под этим предлогом я смог бы поехать на побережье. Но, пожалуй, лучше послать телеграмму и попросить разрешения у патрона.

— Зеленый Папа по-прежнему в Чикаго?

— Говорят, из-за беспорядков в Бананере он собирался сюда приехать, однако его дочь звонила по телефону из Нового Орлеана управляющему и сказала, что отец не приедет. Поэтому-де и дом незачем ремонтировать.

— Ага, любопытно. Очень хорошо, что этот бандит не приедет. Именно это мы и хотели знать прежде всего. Поскольку вы отправляетесь на побережье, чтобы позаботиться о вашей сеньоре матери, нет нужды предупреждать Мейкера Томпсона, достаточно разрешения управляющего.

— Он не осмелится отпустить меня без согласия патрона. Этот человек больше всего на свете боится осложнений и ответственности.

— Сообщение о тяжелой болезни матери разжалобит даже камни…

Ликующий собачий лай заставил Хуамбо, разлегшегося на телеге, поднять голову. Увидев Юпера, он не мог удержаться от радостного восклицания — приятно было оторваться от тяжких воспоминаний.