Глаза колдуна - [37]

Джошуа. Он Джошуа, сын рыбака из Сен-Мало, которого Серлас повстречал в самом начале девятнадцатого века, на изломе двух столетий. Из всего множества невероятных совпадений, что могли приключиться с бессмертным человеком, это самое странное. Но не самое страшное.

Теодор старательно гонит прочь испуг, и тот воровато вползает ему под кожу и ужом движется вверх по рукам и ногам, и нет никакой защиты от этого, когда перед Атласом стоит живое напоминание о его прошлой жизни.

– Я не посылал в твой дом солдат, мальчик, – говорит Теодор, и Палмер вскидывает одну бровь.

– Теперь-то ты мне веришь, не так ли? – ядовито цедит он. – Я обвинил тебя, и теперь ты…

– Он не мог никого так подставить! – Бен встревает в их тихий напряженный разговор, встает со своего кресла и подходит к Теодору.

– Не мог никого убить! – настойчиво повторяет он. Защищает, как и в прежние годы, человека, которого выбрал своей семьей. Теодор не знает, что сказать в свое оправдание, – сейчас все слова кажутся ему плоскими, невесомыми и оттого незначительными.

Но одно он знает точно: Бен прав. Серлас не насылал на добрую семью рыбака никого, кто мог бы им навредить. Он ушел тогда из их дома вдоль берега и покинул Сен-Мало еще до заката. Больше их с Клементиной ноги не ступали по тем землям.

– Сядь на место, лабрадор, – презрительно бросает Палмер и скрещивает на груди худые руки с просвечивающими сквозь тонкую кожу голубыми венами. – «Не мог он никого убить». Да ты хоть знаешь, скольких людей твой обожаемый Атлас убил в свое время?

Все в Теодоре холодеет и обмирает. Если бы словами можно было пригвоздить к полу, то только этими, только вот так – на глазах у изумленного Бена.

– Он не знает, не правда ли? – шипит Палмер. – Ты ему не рассказывал?

Бен хмурится, сводит к переносице тонкие брови.

– Серлас никого не убивал! – с жаром восклицает он, а Теодор не может сказать и слова в ответ на обвинение мальчишки, внезапно получившего неограниченную власть.

Тот, кто владеет информацией, владеет миром – и каждой душой в нем. Если следовать этой истине, то душа Теодора сейчас зажата в кулаке Палмера.

– Серлас не убивал? – картинно удивляется мальчишка. – А тот, кто жил после, тот тоже не мог убить? Ни три героя войны, ни вьетнамский дезертир, да? Ни Уильям Лэйк, которого ты, Бенджамин, знал сам? О, да ты хоть представляешь… – Палмер замирает с открытым ртом – глаза распахнуты, а зрачки размером с булавку – и, задыхаясь, чуть не выворачивается наизнанку. – Ты хоть представляешь, скольких людей он на тот свет отправил просто за долги перед мафией?

Нет. Замолчи.

– Замолчи.

Теодор шагает к разгоряченному Палмеру и хватает того за ворот футболки. Медленно, еле сдерживая рвущийся из груди стон, крик, вопль. Ему хочется проорать в лицо наглецу, что тот ошибается, напрасно обвиняет его в преступлениях, которые Теодор не совершал. И только простая истина не дает ему скрутить мальчишку как в тисках.

Он прав. Этот Джошуа, Палмер, Шон, кем бы он теперь ни был, в данный момент до отвращения, до зубного скрежета прав. И Теодор ничего не может поделать с тем, что его разрывает пополам от одного только упоминания всех его прошлых жизней под чужими именами, на которые он даже не имел права. Большинство из них Теодор присвоил себе по памяти, выдумал или украл у тех, кто жил до него.

– Будешь отрицать? – кривит губы мальчишка, нисколько не боясь гнева Атласа. – Я знаю все про Филлипа Уилларда, приятель. Готов поклясться, Филлип убил людей больше, чем те, кто воевал после него.

– Хватит.

Палмер щурится, выпрямляется в полный рост и договаривает, тихо-тихо, свистящим шепотом выдыхая Теодору прямо в лицо:

– Филлип убил Веру Фарлонг.

И Атлас наконец отталкивает его от себя с ужасом и яростью, так что худой мальчишка падает на пол прямо ему под ноги и хохочет. Дико, страшно, безумно. От его смеха, слов, которые он выплевывает так, будто они ничего не значат, – от всего этого Теодора тошнит.

– Прочь, – коротко бросает он хохочущему в ногах Палмеру.

– Теодор… – Бен оборачивается к Атласу и замирает с застывшим на губах вопросом. Теодор не видит его – он смотрит вниз, на скалящегося подростка, и давит в себе желание поднять ногу, наступить на горло мальчишке, пережать его, чтобы убить в зародыше этот безумный хохот.

– Прочь, – шипит Атлас.

Смех прекращается. Палмер утирает слюну с губ собственной футболкой и вскакивает на ноги, собранный и сдержанный, словно не он только что хохотал, катаясь по полу.

– Теодор?

Не обращая внимания на растерянного Бена, Теодор и Палмер смотрят друг другу в глаза – одну, две, три секунды. Мальчишка фыркает, будто, удовлетворившись произведенным эффектом, больше ничего не ждет от мужчины.

– Убийца, – сплевывает он и покидает зал магазина, предметы в котором все еще гудят эхом, помня его безумие.

Теодор смотрит ему в спину и, как только дверь за ним закрывается с протяжным взвизгом, выдыхает. Сам воздух вокруг Атласа сгустился, стал плотнее и раскалился, и в нем зависли призраки прошлого столетия, выдернутые из болота воспоминаний одним едким словом.

– Ты же не хочешь вот так вот… – начинает Бен, но осекается, едва Теодор кидает ему красноречивый взгляд. Мерно тикают настенные часы в повисшем между ними молчании. Минутная стрелка с тихим щелчком падает к цифре четыре.