Глаза колдуна - [28]

В Фените был только один паб. И Серлас не слышал, чтобы в ночь побега тому досталось. Эти люди врут, не иначе.

– Говорят, старик Сайомон прикрывал чужака, – сплевывает под ноги безжалостный Бертран и теперь глядит на Серласа с неприкрытой враждой. Вот что крылось за его темнеющим взором: злоба, такая же простая и глупая, какая жила в сердцах Дугала и Кие-рана Конноли, братьев Данн из Фенита, половины жителей Трали. Такая же глухая к доводам разума, почти первобытная и, должно быть, навязанная. Сер-лас искренне верил, что темные чувства рождаются из маленькой искры, но набирают силу только лишь благодаря чужим сплетням и слухам. Что по-настоящему злых людей на свете преступно мало. И Бертран не входил в их число.

Но теперь он глядит на Серласа с пугающей злостью, и того, чужака и бродягу, обязательно сбросят в воду или сдадут вооруженным солдатам французского флота ради наживы – или же по простой прихоти.

Раньше, до смерти Нессы, Серлас решил бы, что у каждого человека на борту гукара есть своя причина не терпеть ирландских попрошаек. Теперь же ему кажется, что многие из них сдали бы малознакомого мужчину с ребенком только ради забавы.

– Я не жег пабов и не убивал людей, – произносит Серлас, пытаясь сохранить твердость голоса. Клементину он придерживает одной рукой, а свободной шарит по поясу дряхлых штанов. У него должен был остаться кинжал у пряжки ремня, Серлас взял его только этим утром!

– Говорят, тот преступник поджег свой дом в Трали, – растягивает слова Фрэнсис. – Говорят, его жена умерла в огне, а он забрал ребенка – девочку – и сбежал. Твоего сына зовут Клемент, верно?

– Я ничего не поджигал! – в отчаянии кричит Серлас. – Никого не убивал, никого и пальцем не тронул!

Команда корабля с капитаном во главе только ухмыляется.

– Да, но французишки этого не знают…

Кинжала нет. Серлас вымученно прикрывает глаза – солнце слепит так сильно, что перед взором все плывет и белеет, точно волосы и усы капитана Фрэнсиса. Его команда наступает на бедняка с ребенком, сужает круг.

– Какое дело французам до ирландского поджигателя? – выдыхает Серлас.

– Никакого, – почти хором отвечают ему. – Французы ищут контрабанду на приплывающих из-за Кельтского моря кораблях. А ты и твой ребенок очень похожи на незаконный груз.

Мужчину хватают за плечи две пары крепких рук, потных, грязных: их кожа лоснится от липкой жары и соленой влаги. Бертран встает вплотную к Серласу и смотрит на него сверху вниз, точно победитель. И без слов ясно, что он намеревается сделать. Схватить Клементину, вывернуть наизнанку платок и простынь, чтобы подтвердить догадки остальных.

– Не надо, – вырывается из горла Серласа. Мольба тянется к глухим до нее морякам, но остается безответной и камнем падает под ноги. – Пожалуйста, прошу вас. Не надо.

Клементина хнычет, но тихо, жалобно, будто понимает, что, крикни она погромче – и ее тотчас же уличат во лжи. Она девчонка в простынях, хоть и младенец. Не сын бродяги, не сын убийцы. Дочь страшнее и того и другого, особенно на корабле, полном врагов.

Бертран останавливается в последний миг перед тем, как пальцы его цепляются за сверток с ребенком. Он хмурится, смотрит на точно так же замершую Клементину – и вдруг опускает руку.

– Черт с тобой, – сплевывает мужчина, хотя по взгляду его Серлас понимает: это решение ему самому не по душе. – Эй, капитан! Высадим их обоих в шлюпку, пусть плывут навстречу французским индюшкам!

Предложение Бертрана не нравится остальной команде, и они поднимают возмущенный гул. Шумят, будто волны в бурю, в воздухе носятся недовольные выкрики. Серлас сжимается еще сильнее, стискивает сверток с Клементиной изо всех сил, и рубашка натягивается на его плечах, схваченная чужими руками.

– Стой смирно, подкильная крыса, – шипит ему в ухо чей-то шепелявый голос, и несвежее дыхание ощутимо даже сквозь слой грязи на шее. Серлас вскидывает голову, пытаясь разглядеть фигуру Фрэнсиса за сгрудившимися вокруг него телами.

– Уверен, плаванье не доставит им обоим много хлопот! – капитан перекрикивает команду, и что-то в его голосе заставляет всех умолкнуть. Буря стихает, не успев начаться.

Толпа расходится в разные стороны, как море перед Моисеем, и Серлас видит Фрэнсиса, капитана гукара, что приютил его с Клементиной только ради собственной выгоды. Серлас для него не нажива, а свинья, предназначенная на убой. И сложно не желать для него и ребенка любой иной участи в данный миг.

Фрэнсис кивает людям позади схваченного – Серласа отпускают, и он тут же обнимает плачущего ребенка как можно сильнее. Ему не боязно за себя (что могут сделать эти люди такого, чего он еще не испытывал?), но вот отдавать в грязные руки враждебно настроенных моряков маленькую девочку… Они выбросят ее за борт и будут смотреть, как крохотное тело идет ко дну моря.

– Ты уверен? – Фрэнсис оборачивается, чтобы адресовать вопрос Бертрану, и, получив от сутулого грузного мужчины угрюмый кивок, кивает. – Что ж, мой брат нечасто позволяет себе милосердие. Тебе повезло, Серлас из Фенита. Или лучше звать тебя Серлас из Трали?

Ответа он не ждет, да и сам Серлас сказать ничего не сможет. Гнев вперемешку со страхом за чужую жизнь клокочет у него в горле. «Я не преступник! – яростно думает он. – Я не поджигал паб, не убивал Сайомона! Не сжигал свой дом, не губил жену!..» На последней мысли сердце его сжимается так, что становится больно до рези в глазах. Не губил жену? Не сбегал из Трали?