Глаза цвета стали - [14]

Предъявив охранникам на входе в хирургическое отделение свой жетон, я был разочарован, когда, пробив по базе данных на компьютере, мне сообщили, что капитана Сергеева, выписали еще два дня назад, а где именно он находится сейчас не известно.

– Тоже мне друг называется. – Ворчал я, возвращаясь к машине.

– Куда сейчас, Дмитрий Игоревич? К штабу? – уныло поинтересовался водитель.

– Нет, к штабу не нужно, – чуть подумав, я добавил. – Отвези меня Костя домой.

– К церковной бухте? – еще сильнее скис водила и с тяжким вздохом завел двигатель.

– Домой. – Поправил я, откидывая голову на спинку кресла.

Ехать сейчас в штаб и видеть там людей просиживающих штаны в полной безопасности пока оперативники умирали, было сейчас совсем не кстати. Мои нервы были не из металла и на этом фоне могли произойти разные неприятные казусы, благо поводов скопилось преизрядно.

Извилистая дорога, вела вниз по склону холма к побережью, где разбивались о скалы огромные буруны волн. Мне пришлось еще раз предъявлять жетон на КПП, прежде чем нас оставили в покое и позволили выехать за пределы Гнезда. Дорога до военного городка на берегу Церковной бухты была не близкая, поэтому пол часа езды по разбитой дороге присыпанной гравием, превратилась для меня в настоящую пытку. Водитель Костя – веселый, жизнерадостный парень лет двадцати, с претензией на остроумие – несколько раз пытался меня развеселить веселыми историями, но быстро сдался, когда понял что это не под силу даже ему.

Когда мы добрались до места, я отпустил водителя обратно на базу, решив, что до вечера он мне вряд ли понадобиться, только если вдруг случится что-то по настоящему тревожное и меня вызовут на аэродром. Военный городок был заселен лишь на половину. Старые пеналы девяти и пяти этажных зданий, построенных еще в эпоху СССР, были рассчитаны на проживание двух тысяч человек, в то время как здесь проживало меньше тысячи. С каждым годом людей становилось все меньше, а свободного жилья все больше, что, на мой взгляд, и являлось настоящим торжеством над жилищным кризисом начала двадцать первого века. Почему же сюда в таком случае не переселяли людей из Северного? Ответ был прост – нецелесообразно. Для них все равно не хватит еды и тех скудных ресурсов, что еще оставались в ведении Центра. Пока здесь проживали солдаты и персонал базы, ни у кого не болела голова о судьбе простых людей. Мне это казалось вопиющей несправедливостью, граничащей с преступлением против оставшихся в живых немногочисленных гражданских, но тут как говаривал полковник Высоков, было много от политики. Пересели сюда население Северного и уже завтра сюда потянутся жители Южного. Кроме того, граждане обоих поселений друг друга терпеть не могли, и их невольное смешивание могло привести к ненужным волнениям и даже социальному взрыву. Чтобы понять причины их ненависти стоит немного отступить в прошлое, лет эдак на десять назад, когда бушевал Курильский кризис. Высадив на спорные острова десант, японцы стали укреплять оборону занятых территорий. В попытках вернуть их, правители Федерации утопили острова в крови своих солдат, отправив их на самую настоящую бойню. В тот момент мир был как никогда близок к ядерной войне, ведь американцы и европейцы встали на сторону японцев, поддержав их якобы законные требования. Японцы задыхались на своих медленно уходящих под воду островках, их потуги расширить территории были понятны и в чем-то вызывали сочувствие, но то, как они себя повели при их захвате, не укладывалось ни в какие рамки. Они депортировали захваченное население в спецлагеря, где держали людей в качестве заложников на случай боевых действий. Колонисты из Японии быстро заполонили брошенные поселения и стали обустраиваться на островах как у себя дома. Поселок Северный играл роль спецлагеря для пленных гражданских, а Южный был первым японским поселением, возведенным захватчиками. Отсюда и жгучая ненависть бывших заключенных к надзирателям. С тех пор в их отношении друг к другу ничего не изменилось.

Добравшись пешком до девятого этажа, так как лифты давно не работали, я извлек из кармана ключи и загрохотал ими об стальную дверь, пытаясь нащупать замочную скважину. Проделав нелегкие манипуляции со второй дверью, я тяжело ввалился в коридор, в котором под ногами хрустела не знавшая тряпки грязь. Бросив сумку на пол, прошел в зал, где не раздеваясь, упал на двуспальную кровать, подняв к потолку облако пыли. Так я и лежал неподвижно, уткнувшись носом в грязную подушку. Прислушиваясь к шуму ветра за окном и рычанию приехавшего бронетранспортера, привезшего кого-то с базы, думал о том как хорошо, когда ты дома. Хотелось лежать так вечно, а потом спокойно помереть в кровати с пивом в одной руке и хмельной красавицей в другой, вместо жуткой участи однажды угодить какой-нибудь твари на обед или того хуже – стать одним из некроморфов. Последнее обстоятельство особенно отравляло мою жизнь, каждый раз, словно напоминая, что мне этого ни за что не избежать.

– И от тайги до Британских морей, Красная армия всех сильней… – бормотал я слова песни, словно в бреду. – Так пусть же Красная, сжимает властно, свой штык мозолистой рукой…