Глаза Ангела - [4]

— Да, любит. Но быть любимой не значит быть счастливой. Эстило бизнесмен до мозга костей, он живет ради бизнеса. Чем бы он ни занимался, у него все получается. И мир его — мир дельцов. Там все рассчитано четко. Я потратила много времени и сил, чтобы стать частью этого мира; то, что касается дел Эстило, отработано мною до мельчайших деталей. Он не может позволить мне уйти, я слишком важное звено в механизме. Без меня машина остановится, а он этого не допустит.

— Ты хочешь его бросить?

— Не знаю. — По лицу Адоны скользнула улыбка — словно огонек свечи мелькнул в надвигающихся сумерках.

— Не оставляй его. Он хороший человек.

— Да. Может быть.

Адена неожиданно наклонилась к Тори и поцеловала ее.

— Давай не будем о грустном. Лучше иди развлекись, а я займусь закусками.

Гостей собралось много: известные артисты, манекенщицы, художники; пока Тори раздумывала, что ей делать, из толпы вынырнул Эстило, подошел к ней, подал стакан со спиртным, одновременно чмокнув в щеку и буркнув что-то ласковое по-немецки. На немецком он говорил крайне редко, только когда был слегка пьян и только с близкими друзьями. Будучи наполовину аргентинцем, Эстило любил тайны, а поэтому лишь немногие знали национальности его отца.

— В такие минуты я скучаю по Мюнхену, — обратился он к Тори. — Ты когда-нибудь обедала в «Ди Аубергине»?

— Нет, я же никогда не была в Мюнхене.

— "Ди Аубергин" — чудесное место, там отлично кормят, а из окон видна Максимилиан-плац, представляешь? Хотя, конечно, Мюнхен это не Буэнос-Айрес и в нем нет ничего загадочного. А немцы — всегда такие одинаковые. Считают, что их твердолобый прагматизм — великая сила! Что касается меня, я никогда не находил привлекательными бетон и камень.

Они вышли на террасу, с которой открывался красивый вид на ночной Буэнос-Айрес. Далеко на западе городские огни граничили с полосой кромешной темноты — там начиналась пампа, обширные прерии, там жили люди, привыкшие к тяжелому труду и суровому быту.

Эстило махнул рукой в направлении пампы:

— Я родился не в Германии, как мой отец, а в краю пыльных равнин. И я рад этому. Рад, что появился на свет среди дикой природы. Моя докторша-психоаналитик считает, что я чересчур люблю фантазировать, но разве она способна меня понять? Вся беда в том, что я полукровка, и мне гораздо труднее приспособиться к местным условиям, чем настоящим портеньос. Мне нужна выдумка, чтобы жить в мире с самим собой.

Эстило посмотрел на Тори.

— Скажи мне, шецхен, какая ты на самом деле?

— Ну, перестань, мы же договорились.

— Договорились. Не задавай никаких вопросов, и не услышишь ни слова лжи в ответ, так? Когда-то мы выручили друг друга из беды, не спрашивая ни о чем, а как будем поступать теперь? Признаюсь, иногда ты меня сильно беспокоишь, меня волнует, что с тобой происходит, понимаешь? Словно ты моя дочь, ведь у меня своих детей нет, и вряд ли уже будут... Я прекрасно знаю, что ты менее чем кто-либо другой нуждаешься в защите, но мне хочется оградить тебя от любых неприятностей.

Тори вдруг поняла, что Эстило действительно по-отечески заботится о ней, и в ней возникло чувство огромной признательности к нему; неожиданно она снова вспомнила Грега, который тоже любил ее и защищал. Тори чуть не расплакалась от нахлынувших воспоминаний, но вовремя взяла себя в руки, ничем не выдав своей слабости.

— Ты такой славный, Эстило, — вымолвила она после минутного замешательства. — Ты ужасно хорошо ко мне относишься.

За короткое время погода успела измениться, в воздухе чувствовалось какое-то напряжение — так обычно бывает перед дождем.

Тори улыбнулась и спросила не без иронии:

— Все-таки не понимаю, чего вы все так сходите с ума из-за этих психоаналитиков?

Эстило ответил ей вполне серьезно:

— Я немало пожил на этой грешной земле и теперь знаю, девочка моя, что каждый человек рано или поздно начинает копаться в себе, анализировать свои поступки, старается понять, почему он поступает именно так, а не иначе. И поверь мне, от такого «самокопания» все мы только выигрываем. Ты, конечно, женщина неординарная, но в этом смысле, уверен, и ты не исключение.

Тори улыбнулась, порывисто обняла своего друга, поцеловала в щеку. В ответ Эстило лишь внимательно на нее посмотрел, пристально, прямо в глаза, и Тори сразу вспомнила, как смотрел на нее Ариель днем в кафе «Ла Бьела». А Эстило, словно угадав ее мысли, сказал:

— Ариель ищет тебя. Похоже, он влюбился.

— А он красивый.

— Думаю, это не единственное его достоинство.

— Ты знаешь, чем он занимается?

— Кажется, он торгует говядиной. Скучное занятие, но вполне в рамках закона. Приехал он сюда, конечно, не за этим; он ищет следы людей, пропавших без вести во время репрессий, занят расследованием преступлений, совершенных в те годы.

— Как интересно.

— Не сомневался, что тебя это заинтересует... Ладно, дорогая, отправляйся-ка на поиски своего нового приятеля, пока он не умер от тоски, — и Эстило повел Тори с террасы прямо в переполненную дымом и людьми комнату.

Тори почти сразу увидела Ариеля; он был одет в черное, но почему-то напоминал ей ангела, только у него не было нимба над головой и крыльев. Увидев ее, Ариель засветился улыбкой, — и сходство с ангелом моментально исчезло — Тори что-то не помнила, чтобы ангелы улыбались.