Глаза Ангела - [163]

— Мы почти прилетели в Москву, — сказала Тори Расселу некоторое время спустя, когда они, одевшись и успокоившись, заняли свои места в салоне самолета, — а в голове у нас один секс.

— Это в нас говорит инстинкт выживания, Тори, — ответил Рассел, — разум наш знает, что впереди нас ждет опасность и, может быть, смерть, и поэтому будит в нас животные инстинкты, напоминая о том, что мы еще живы.

— Значит, то, что только что произошло между нами, для тебя не более, чем инстинкт? Зов плоти заглушает в нас голос разума. Ты это имел в виду?

— Тори, ты неправильно меня поняла!

— Я правильно поняла, — сказала Тори, отодвигаясь подальше от Рассела.

— Да успокойся ты, — Рассел дотронулся до Тори, но она отбросила его руку.

— Не нужно мне говорить, что я должна делать!

— Ничего ты не должна, Господи! Особенно мне.

— Хорошенькое дело! После такого замечательного акта любви ты заявляешь мне, что это было всего лишь проявлением какого-то инстинкта! Неужели для тебя близость — не более, чем спаривание двух гомо сапиенс?

— Разумеется, нет! Ты с ума что ли сошла, Тори? Разве я тебе не говорил, что люблю тебя? Ты, между прочим, ничего не сказала мне в ответ.

После этих слов наступило гробовое молчание, и двое влюбленных уставились друг на друга.

— Иногда я думаю, что лучше бы мне было не любить тебя, — первым нарушил молчание Рассел. — Мы такие разные. И ты такая изменчивая, непонятная. А временами просто путаешь меня, я уж не говорю о твоих физических возможностях... Любить тебя — это все равно что броситься в темный омут. Что принесет мне такая любовь?

— Никто этого не знает, — мягко ответила Тори. — Может быть, именно поэтому любовь так волнует воображение людей: два человека, которые любят друг друга, идут навстречу неизвестности.

— Тори, ты не ответила на мой вопрос. Ты любишь меня?

Вместо ответа Тори крепко поцеловала Рассела в губы.

— И не только. Я еще и испытываю страх.

— Страх? Почему?

— Боюсь поддаться твоему влиянию.

— Перестань городить ерунду. Я же не отец тебе.

— Что ты имеешь в виду?

— Не что, а кого. Я имею в виду тебя и то, что ты хотела подчиняться своему отцу, но у тебя не получилось, и тогда ты обрела другого отца — Бернарда Годвина, и стала слушаться его.

— Это неправда. Какой ужас.

— Ничего ужасного, — Рассел взял Тори за руки. — Бернард с самого начала правильно себя повел — он увидел твою беспризорность и неприкаянность. Как тебя называли тогда в Токио? Диким Ребенком. Неужели ты думаешь, что Бернард встретился с тобой благодаря счастливому стечению обстоятельств? Наверняка прежде, чем разыскать тебя в токийских злачных местах, он в течение долгих месяцев изучал тебя, можешь мне поверить. А изучив, сделал так, чтобы все особенности твоего характера, твоей психологии приносили пользу ему, Бернарду Годвину. Он большой специалист по этому делу.

Тори повернулась к иллюминатору, стала смотреть на струйки воды, стекающие по стеклу, и обдумывала слова Рассела. Ей почему-то представилось, что идущий за стеклом иллюминатора дождь пришел из другого, неизвестного ей мира, который ей предстояло скоро узнать.

— Расс, — жалобно сказала она, — я ведь и сейчас Дикий Ребенок. Но я не хочу меняться.

Рассел успокаивающе погладил Тори по волосам:

— Тебе сейчас трудно, я понимаю, но ты не бойся. И что бы ни случилось, какая-то частичка твоей души всегда останется неизменной.

— Почему так тяжело расставаться с любимыми людьми, Расс? — спросила Тори. Потом закрыла глаза, прижалась к Расселу.

— Почему? Ну, хотя бы потому, что, когда теряешь близкого человека, остаешься один в этом мире, лицом к лицу со своим одиночеством.

— Но я теперь не одна, да? — Тори открыла глаза, посмотрела на Рассела и расплакалась. — Я люблю тебя.

Рассел прижал Тори к себе, и они долго сидели, обнявшись.

— Что ж, — сказал наконец Рассел, — давай настраиваться на деловой лад, Тор. Работа есть работа.

— Вот ты всегда такой.

— Какой?

— Всегда серьезный. Вечно у тебя работа на первом месте.

— С некоторых пор на первом месте у меня не только работа, — Рассел наклонился к Тори и поцеловал ее.

* * *

Капитан Николаев сидел в одной из комнат, занимаемых сотрудниками Отдела N, и перебирал груды документов, относящихся к Валерию Бондаренко и Ирине Пономаревой, как вдруг наткнулся на телеграмму, сообщавшую о том, что американская дипломатическая миссия, вылетевшая в Москву из Токио, задерживается в Шереметьевском аэропорту в силу каких-то причин. Капитан встал из-за машинки, на которой печатал, и быстро вышел из комнаты. Он отправился в гараж, где стояли служебные машины, и по дороге думал о том, что, если уж Марс Волков вбил себе что-нибудь в голову, то он будет стоять на своем до последнего. Раз он решил, что американская миссия, отправившаяся из Токио, связана с «Белой Звездой», никто не переубедит его в обратном, Почему американцев задержали в аэропорту, было капитану вполне ясно. Он бегом, перепрыгивая через две ступеньки, спустился в гараж, предупредил водителя и, сняв свою шляпу с вешалки, отправился к тому месту, где его уже ждала машина.

Лил проливной дождь, улицы были перегружены транспортом. Николаев попросил шофера выехать на окружную дорогу, чтобы поскорее добраться до аэропорта Шереметьево, не простаивая вместе с другими машинами в пробках и у светофоров. Капитан хотел приехать в аэропорт раньше представителей американского посольства, чтобы они не успели прежде него встретиться со своими соотечественниками.