Глаз дракона - [42]

— Нет. Не надо БОБ. Никому из них нельзя верить. Я знаю…

Голос его умолкает, он берёт себя в руки. На этот раз мягче, пытается успокоить её.

— …не надо детективов, мадам Хейес, но если захотите, приводите с собой девушку Бобби. Я хотел бы выразить ей соболезнования.

Стакан выскальзывает из пальцев Барбары, она слышит звон как издалека, мысли её заняты полумесяцами ярко-алых обрезков ногтей.

— Девушка? Бобби мне о ней не говорил.

Звонящий умолкает на некоторое время. Слова его как вздох с самых высоких ветвей дерева.

— Но мадам Хейес, вы разве не знали? Ваш сын, Бобби, он готовился стать отцом. Его девушка была беременна.

Супермаркет, притаившийся в тени Цзин Цзян, раздулся от дорогих деликатесов со всего мира. Но запаха еды нет… только блеск упаковок.

— У вас есть шоколад Cadbury, вроде бы английский?

— Есть, мадам.

— Дайте, пожалуйста, на все деньги.

Барбара разворачивает банкноты Пиао, кладёт на прилавок. Продавец, открахмаленная рубашка, открахмаленный акцент, тут же подсчитывает сумму и превращает её в плитки шоколада. Суёт Барбаре пару фен сдачи. Она оставляет блестящие монетки чаевыми. Продавец улыбается, ничего не говорит, продолжает заворачивать шоколадки в подарочную упаковку.

Барбара заказывает мункейк и кока-колу. Клейкое тесто стрянет в горле.

Синьхуэйчжай удивил её; поп-арт, хромированные трубы и официантки, одетые в западную одежду 1960-х в интерпретации китайцев. За все десять лет 60-х Барбара ни разу, ни в каком виде не видела хиппи, повязавшего на голову бандану с американским флагом. Чтобы заполнить этот зияющий пробел в жизненном опыте, надо было приехать в Шанхай.

Она прихлёбывает колу. Вкус вызывает в памяти кучу печальных воспоминаний, будит мысли о доме и Бобби. Студент опаздывает, сильно опаздывает. Она платит по счёту, пять долларов за чай с пирогом. Дневная зарплата рабочего с завода. Её пронзает чувство вины. Она как раз хочет уйти, но тут замечает его на другой стороне Шаньсилу… узнаёт с первого взгляда и его, и кепку, стиснутую в кулаке. Серебро на чёрном. Бейсболка Рейдерс. Она выходит из Синьхуэйчжай, «Нового вкуса», на тротуар. Смотрит, как он переходит через Шаньсилу. Хочет броситься к нему, выспросить каждое слово, которое говорил ему Бобби. Но углом глаза замечает метнувшуюся резкую тень, чёрную… стремительно влетающую в его поле зрения. Пробивающуюся через суматоху машин. Когда машина врезается в паренька, всё замедляется. Его тело летит, уже обмякшее. Наезжающий автобус разворачивается поперёк дороги, перегораживая чёрной машине путь вперёд. Смена передачи. Машина задним ходом ещё раз переезжает тело, не задержавшись ни на секунду. И звуки. Рычание двигателя. Визг горящих шин. Тормоза. Шестерни щёлкают, меняя передачи. Визжащий металл. Машина улетает в ту сторону, откуда приехала. Как будто отматывают назад фильм. И звук. Череп бьётся о дорогу. Звук, забыть который невозможно.

Барбара бежит к телу. Вторая машина пролетает мимо неё на полной скорости, тоже задом. За рулём Пиао, руки бешено работают. Голова вывернута назад, через плечо. Лицо — расплывчатая маска сосредоточенности.

Перевернуть труп кошки… перевернуть труп кошки… фраза повторяется — будто в голове крутится петля плёнки — с каждым шагом в сторону трупа студента. А когда она доходит до него, остаётся лишь один вопрос. Как так получается, что из такого маленького тела вытекает столько крови? Тёплый поток разливается по руке, баюкающей его. По груди, к которой она прижимает его.

Барбара подбирает с дороги бейсболку; ещё шоколад в подарочной обёртке, который она уронила. Плитки переломались.

Можно оценить красоту тигра, даже если он прыгает на тебя.

Пиао предчувствовал атаку, но когда они реально напали… скорость событий, их гротескная действенность — его ослепило и парализовало. Седан Шанхай пролетает мимо него на обратном ходу. Он ничего не может поделать, только замечает мелькнувший чёрно-серебристый росчерк. Пиао бросает машину вперёд, чтобы выиграть место для манёвра. Дорогу впереди перегородил автобус. Вжать ногу в педаль. Вбить седан в припаркованный Фольксваген, сминая бампер. Вонь горелых шин. Несгоревшего бензина. Голова завёрнута за плечо, взгляд упирается в Шимэньлу. Стальная лента встречного движения, чёрный седан, яростно вихляющий по ней. Зазор между припаркованными машинами… Пиао втискивается в него, стремительно перебирая руками. Машину жёстко встряхивает, когда колёса бьются о бордюр и выезжают на тротуар. Люди кричат. Разбегаются. Одна рука вжата в клаксон. Тротуар впереди расчищен, за дверями магазина виноградная гроздь лиц. Лоб покрывается испариной. Виски болят. Зрение уже не воспринимает цвета. Все картины — сугубый монохром. ДТП, убийство, проигрываются в голове. И волна недоверия… убить в центре Пато на Хуанпу, посреди Шанхая. Что же это за люди? Так быстро. Жёстко. Хладнокровно. Я бы так не смог… никогда и ни за что.

Получается, они сильнее меня?

Впереди перекрёсток, на краю парка Хуанпу… плотный поток по Чжуншаньдунлу пересекает их путь. Бухта Сучжоу, чуть севернее, куда вливается Хуанпу бурлящим потоком грязи и нечистот. Перекрёсток широкий, может, удастся развернуться на ручнике, сделать поворот на 180 градусов. Чтобы ехать лицом вперёд. Когда они доедут до бухты, он уже их догонит… и что потом? Он понимает, что тот водитель думает точно так же. Мозги работают в унисон, руки повторяют движения… сиамские близнецы. Седан Пиао слетает с тротуара безумным вихрем. Чёрный Шанхай обгоняет его всего на двадцать пять метров. Номеров нет. Окна тонированы. Едва различимы три силуэта, может, четыре. Шанхай делает резкий разворот через полосы, словно чёрная дыра извилистым путём летит через прерывистый ряд светлых машин, едущих по Дайминлу. Развернуться негде, оба седана так и несутся задним ходом. Старший следователь сзади. Двигатели визжат. Плечи сводит. Шея скручена. Шанхай, на два корпуса впереди, влетает в полосу колдобин. Все четыре колеса отрываются от асфальта, а потом с уничтожающим ударом снова возвращаются на землю. Живот Пиао влетает в горло, когда его седан доезжает до первого препятствия, а когда машина падает вниз, в животе всё переворачивается. Разрозненные картины чёрной крыши Шанхая, его колёс и изогнутой подвески, когда он катит мимо новых индустриальных районов Хункоу и Янпу. Крутые повороты проходятся на двух колёсах, визжащих резиной. Перья тумана лениво переплывают берег реки. Встречное движение приходит в сумятицу. Свалка мнущейся стали. Пробка забивает Сычуаньлу… резкий поворот направо, Пиао висит на хвосте у Шанхая. Карусель бегущих цветов. На дороге открыт только один путь. Здания шанхайского порта виднеются над стенами дока. Единственное отверстие в выщербленной кирпичной стене, Ворота 12… и длинная вереница красных грузовиков вытекает из их устья. Между грузовиком и стеной остаётся узкий проход, и Шанхай пробивается через него. Судорожными руками старший следователь жестоко бросает седан в тёмную щель, обдирая бок о высокие колёса. Задний бампер с лязгом улетает назад. Развернуться так и негде… проходы между жёлтыми причалами слишком узкие. Глазу предстаёт водный простор. Серый, стальной, безжизненный. Ехать можно только по куче узких мостов, перекинутых через воду. Голова Пиао вывихивается, глядя назад, через плечо… прямо в чёрное лобовое стекло Шанхая. Обе машины внезапно теряют управление и сносят железную ограду. Пулемётная очередь ударов. Веер бледно-жёлтых искр. Вода по обе стороны моста слепо уставилась на водителей. Мост упирается в склад с узким передником заляпанного нефтью бетона… и они вылетают на следующий мост, укреплённый широкими плавниками балок. Наклонный мост, перекинутый через узкий заливчик Хуанпу, выдающийся на глубину к причалу… куда швартуются пузатые танкеры. В отдалении торчат погрузчики верфи Чжунхуа на острове Фусин, превращая его в ложе из гвоздей. В просветах между складами мелькает вода… цветом похожая на язык старика, и ржавеющая красно-синяя краска на панамском танкере, который тягачи волокут по фарватеру в сторону моста. На краю насыпи пристани, где бетон передника сменяется на клёпаные стальные структуры, загораются четыре красных глаза. Бок танкера уже закрыл половину кирпичного горизонта. Мост уже разведён. Дорога перестала быть таковой… но стальные руки моста пока только медленно поднимаются. Между ними расширяется полоса неба. Другого пути нет. Все варианты остались позади… пролились водой из сложенных ладоней. Старший следователь ждёт, когда Шанхай ударит по тормозам. Нет. Он летит по холму, превращающемуся в скалу. Пиао следом. Как ни нелепо это звучит. Дыхание замерло на губах. В груди кулак изо всех сил сжимает сердце. Он вдавливает газ, но реакции нет. Седан теряет тягу. Наклон растёт. Дорога бугрится вертикальной стеной. Резина вгрызается в сталь. Идёт дым… и машина соскальзывает назад. Панамский танкер почти уже подплыл под мост. Айсбергом красной и синей краски наплывает покатый бок. Седан скользит, его уводит влево, колёса буксуют по склону. Пиао бьёт кулаками по рулю. Седан окончательно сваливается с моста и останавливается, распластавшись по бетонному переднику. Внутренности заливает пурпурный цвет пульсирующего предупредительного сигнала.