Глаз бури - [17]

Ларс-Уве оглянулся. Его спутники, свирепые воины и умелые мореходы, сидели припав головами к земле, отдавая поклон новорожденному чуду.

— Свершилось, — прошептал кто-то из них.

Ларсу-Уве вдруг показалось, что он видит мираж — цветы оторвались от своих стеблей и, чуть покачиваясь, поплыли по воздуху, поднимаясь все выше и выше. Он простер глаза. Нет, это не был обман зрения. Цветы, похожие непрозрачные, будто хрустальные, хризантемы, парили в воздухе. Искрясь в косых лучах вечернего солнца, они поднялись над вершинами деревьев и скрылись.

Стражи выпрямились, но продолжали сидеть, благоговейно молча, сложив руки и закрыв глаза. Наконец Хэнно встал, за ним поднялись и остальные. Ларс-Уве хотел было спросить, что это за странные цветы, но Айдори скорчил такую страшную гримасу, что он, открыв рот, так ничего не произнес.

Вернувшись на берег, Хэнно обратился к нетерпеливо ожидавшим стражам:

— Экипажу Нуисира даровано величайшее счастье — увидеть, как зацветают парящие хризантемы.

Словно по команде весь экипаж корабля согнулся в поклоне.

— Что это за цветок? — спросил Ларс-Уве у Айдори, когда корабль отчалил и больше можно было не опасаться оскорбить религиозные чувства стражей.

— Великая редкость. Он растет только на гранитных скалах и цветет один раз в десять лет.

— Разве?

— Да, так пишется в ученых свитках. Цветок, который нельзя взять в руки, потому что стебель его обжигает подобно сильной кислоте. Сок способен разъесть даже стальной меч. Сам же цветок настолько тонок и хрупок, что в руках превращается в комок слизи.

Ларс-Уве неосторожно предложил:

— А если попытаться вырастить его в Арсенале?

— Это невозможно, — убежденно ответил Айдори. — Этот цветок — символ нашего духа, свободный и непокорный, предпочитающий смерть позорному плену. Если поднести к нему огонь, то прогремит взрыв, поражающий дерзкого.

— И за это цветку воздаются такие почести?

— Парящая хризантема — символ и предзнаменование удачи. Перед отплытием мы должны были созерцать цветение деревьев в саду Арсенала, чтобы очистить душу и укрепиться на истинном пути. Не прикоснувшимся к сокровенному нельзя выходить в море, это грозит ужасными несчастьями. Райдэн в очередной раз привел экипаж Нуисира в нужное место. Пусть после этого кто-то посмеет сказать, что наш корабль не имеет самого надежного талисмана на всех морях! Айдори с удовольствием взял бы его с собой на Намимаки, однако Хэнно ни за что не согласится.

— Значит, сейчас экипаж Нуисира может быть спокоен, впереди будут ждать только удачи?

Однако здесь Айдори внезапно помрачнел.

— Удачи… Конечно…

— В чем дело?

— Парящая хризантема предвещает очень многое. Кроме того прочего встреча с ней приносит смерть.

— Н-не понял…

— Очень просто. Поход закончится удачно, но кто-то из видевших цветение парящей хризантемы обязательно не вернется из этого похода. Он последует за цветком на небеса. Один, двое, трое… Это ведают одни небеса. Или вообще все останутся под волнами.

— Что же это за удача?

— Выполнение священного долга миротворчества есть величайшая удача и несравненное счастье. Смерть при этом — предел мечтаний… Не всем дано понять истинный путь стража. Если бы Нуисира не подобрал экипаж звездного корабля посреди открытого моря, Айдори решил бы, что слышит речи трусливого земляного червя. Трусливые мысли трусливого существа. Жизнь даруется стражу только для того, чтобы он мог со славой умереть!

Скрывшиеся берега не вызвали у Ларса-Уве никаких ностальгических волнений. Гораздо больше заботила его усиливающаяся качка, от которой, он, как выяснилось, успел отвыкнуть за время пребывания в Арсенале. А страдать морской болезнью на глазах стражей значило унизить себя предельно. И Ларс-Уве боролся. Со стоической улыбкой он отвечал на грубоватые шуточки Мато, играл с Райдэном, даже вновь притерпелся к обществу Айдори. Хотя волны постепенно выросли так, что Нуисира, попадая между гребнями, оказывался как бы в водяном ущелье, Ларс-Уве не слишком волновался. Он привык доверять мореходному искусству стражей, а казавшаяся хрупкой конструкция Нуисира на самом деле была отменно приспособлена для плаваний по здешним морям. Поэтому он равнодушно следил, как поднимающееся солнце постепенно размывает очертания гористого берега, медленно растворяя их в сиреневой дымке. Вскоре от острова Хон осталось только неясное облачко.

— Не правда ли красиво? — спросил Айдори у Ларса-Уве.

— Конечно. Особенно вон то облачко, пронизанное солнечными лучами. Как будто выточено из дымчатого хрусталя.

— Какое облачко?

— Вон то, — вытянул руку Ларс-Уве.

— Облачко?… — Айдори внимательно посмотрел в направлении вытянутой руки. — Да, конечно. Удивительно как хорошо. — Он толкнул стоящего рядом стража. — Немедленно позови командира экипажа.

Когда заспанный Хэнно, потягиваясь и позевывая, показался на палубе, облачко оторвалось от острова и, увеличиваясь в размерах, плыло к Нуисира, одновременно меняя цвет. Из прозрачного сиреневого оно постепенно делалось угольно-черным. Ветер задул сильнее, волны с шумом ударялись о нос корабля, взлетающие струи воды подхватывались воздушными вихрями и моментально рассыпались сверкающими пышными плюмажами брызг.