Главный свидетель - кошка - [47]

Крис присел на дорожный столбик и неторопливо свернул цигарку. Закурил и с наслаждением втянул в себя табачный дым. Зря я это делаю, подумал он, в кои-то веки можно подышать свежим воздухом, так незачем отравлять легкие дымом.

А вообще-то ночью за городом чудесно. Тишина, только ветер шелестит в макушках деревьев.

На лужайке через дорогу стояли лошади, голов шесть примерно, и с любопытством смотрели в его сторону. Он слышал фырканье, а иногда стук копыт о землю. В тех вон зарослях, что позади, копошится еж. Только бы глупый зверек не вышел на шоссе. Ежи иногда выходят – ночью асфальт сохраняет тепло. А то ведь этакий псих мигом его раздавит. Оленей да фазанов и тех давят. Впрочем, не здесь. Олени здесь не водятся.

Обрывки бессвязных мыслей проносились в его голове. Докурив цигарку, он затоптал окурок и двинулся дальше.

Фу ты черт! Машина впрямь стоит на месте. И вовсе не потому, что ждет его. Может, владелец автомобиля живет поблизости? Ведь здесь начинается Кастеллум – первые дома, разбросанные вдоль дороги.

Да нет. Он возится с машиной. Поднял крышку багажника и копается внутри.

Наверное, машина барахлит, совсем как у него. Вид чужого несчастья поднял настроение Криса. «Поспешишь – людей насмешишь», – всегда говорила его бабушка, что применимо и к богатым вонючкам с шикарными машинами. Охваченный любопытством, он ускорил шаг.

Он был метрах в двадцати от машины, когда этот прохвост захлопнул багажник, сел за руль и был таков. Еще бы, таким везет. Проходимцам всегда везет. Не то что беднякам вроде него, Криса. И этакий фрукт никогда не снизойдет до того, чтобы прихватить с собой бедняка. Даже думать нечего. Так он и поверил, что этот тип не заметил его.

Крис опять со злостью проводил взглядом красные огоньки, которые быстро пропали из виду.

Он вновь был один в ночной темноте. Справа, там, где стоял автомобиль, в садике между кустами проскользнула кошка.

И все. Хотя нет. Все только начиналось.

Черное небо прорезала длинная, изящно изогнутая молния, и сразу же оглушительно грянул гром. Потом хлынул дождь. Если этот потоп можно назвать дождем. Через минуту Крис промок до костей, вода ручьями лилась с него на асфальт. Он шел, ничего не видя, прячась, насколько возможно, под кустами сирени.

…Эрик Ягер выпрямился и удивленно посмотрел на разбросанные по столу бумаги. Он так увлекся, восстанавливая события вечера тридцать первого июля, что совсем забыл, где находится. Часы показывали без четверти двенадцать.

Если все действительно произошло примерно так, то в его реконструкции не хватает одного – ответа на вопрос, узнал ли Крис водителя машины.

Интересно, что он невольно рассуждал так же, как Волфскоп, и в конечном счете пришел к тому же выводу. И, пожалуй, вывод был довольно логичный. Но все же у них не было пока даже намека на доказательство.

Разве что счет из «Терминуса». Возможно, его обронил владелец автомобиля, когда копался в багажнике. А Крис подобрал бумажку и спрятал в карман. Счет, оплаченный кем-то, кто провел приятный вечерок и, пьяный вдрызг, поехал домой. И сбил ребенка, а потом в панике спрятал трупик, так как хорошо знал, что вел машину в нетрезвом состоянии и за это ответит.

Все сходится, но доказательств нет.

Эрик Ягер раздраженно отпихнул бумаги. Порой бывало, что благодаря случайному стечению обстоятельств в какой-то определенный момент следствие благополучно завершалось. Чудом, так сказать. Но можно ли на это рассчитывать?

Зазвонил телефон, и он с надеждой схватил трубку. Звонил Де Грип, и через минуту Ягер понял, что уповать на чудо не приходится.

– Я только что из «Терминуса». Советую про этот счет забыть. Вечером тридцать первого июля у них в одном зале был банкет фешенебельного клуба собаководов, а в двух других залах – свадьба. В тот вечер было настоящее столпотворение и пришлось дополнительно нанять официантов. Счет был выписан нештатным кельнером, он не знал никого из клиентов, которых обслуживал, сам-то из Арнема и работал здесь впервые. Другие официанты тоже не помнят, кто там был. Так что не обессудь.

– Может, все-таки вспомнят, если назвать имена определенных лиц? – сказал Эрик Ягер.

Но Де Грип не поддержал эту идею.

– Начать с того, что прошло больше месяца и тогда у них был настоящий бедлам. А кого ты имеешь в виду?

– Да ладно, – ответил Ягер. – Я еще должен подумать. Во всяком случае, спасибо.

Де Грип хмыкнул и повесил трубку.

Эрик Ягер надел пиджак и пошел к двери. Но на пороге остановился – опять зазвонил телефон. Он помедлил, однако вернулся и поднял трубку.

На сей раз это был Херстал.

– Извини, что я так поздно. Tea сказала, что ты на работе. Ты что, не собираешься пока домой?

– Почему, как раз собираюсь.

– Я вот все думаю о Ролфе де Мёйсе и о том, что он мне кого-то напоминает. Ты слушаешь?

– Да, продолжай.

– Помнишь, как пекарь с Хоофдстраат описывал наружность того парня, который его избил?

– Помню, только приблизительно. – Но и это было сказано неискренне. Ягер не помнил ничего.

– Высокий, худой, прыткий, – подсказывал Херстал.

– Да-да, верно, вспоминаю.

– Это вполне мог быть Ролф де Мёйс, – продолжал Херстал, несколько озадаченный вялым тоном коллеги. – Пекаря стукнули по голове, – уныло добавил он. – А теперь представь себе, что этот Ролф де Мёйс – третий в триумвирате, который напал на Мулдера в Бунгало-Парке. Мы уже знаем, что к этому делу причастны Волфскоп и Крис Бергман. Но Волфскоп сидел в тюрьме, когда Криса убили, а Ролф де Мёйс разгуливал на свободе, причем никакого алиби у него нет – сидел якобы один у телевизора. Все это бросает на смерть Бергмана совсем иной свет. Как ты считаешь?