Главное - доплыть - [8]
Если закрыть глаза, можно представить, что все еще находишься дома, в Бостоне. Эвелин вспомнился мужчина, бросивший ее полгода назад, написав коротенькое письмо. Она по-прежнему носила подаренный им золотой кулон в виде сердечка. Эвелин повертела его в руках — оно было гладкое, теплое, какое-то очень родное. Она вспомнила футляр от него — красную бархатную коробочку с белой атласной подкладкой внутри и как бы вновь ощутила прикосновение мужского подбородка к своей груди. Обычно он почему-то долго возился с очками, прежде чем заняться любовью.
Непроизвольно Эвелин расстегнула цепочку, еще раз представила знакомое лицо, свесила кулон за перила и разжала пальцы. Золотое сердечко мелькнуло в воздухе, сверкнуло — и подарок Джулиана исчез. Эвелин надеялась, что вместе с ним исчезнет тоска, угрожающая испортить ей поездку.
— Да, это мой первый спуск, — наконец ответила она.
— И мой, — отозвался Питер. — Я даже на лодке никогда не плавал. Нужна помощь?
Эвелин пыталась пристегнуть сумку с вещами к переплетению ремней, опутывавших снаряжение. Она покачала головой. Дело в том, что ремни были слишком туго натянуты, а потому оставалось лишь попросить Питера слегка приподнять укладку, чтобы она могла застегнуть карабин.
— Вот заковыристые штуковины, а? — с явным азартом заметил он.
Несомненно, парень пытается доказать, что он сноровистее ее! Сидя в луже холодной воды, Эвелин подумала, что стоило бы надеть неопреновые носки. Но она не собиралась повторять мучительную возню с сумкой. Столько труда — и все ради того, чтобы затем усесться! Как же неприятно быть новичком.
Впереди пожилая чета ловко заняла свои места, как будто проделывала это уже тысячу раз. Дикси тем временем бродила по колено в ледяной воде, разматывая толстый капроновый трос. Затем продела его в петлю и что есть сил затянула.
— Готовы? — спросила она.
Все кивнули, и Дикси, запрыгнув на плот, оттолкнула его и ловко принялась лавировать между грудами снаряжения, пока не добралась до своего места. Устроившись там, она схватила весла и погрузила в воду. Девушка сделала два мощных гребка правым веслом, и плот развернулся; к удивлению Эвелин, то, что она считала кормой, оказалось носом. Течением подхватило плот и понесло вниз.
— До свидания, цивилизация! — воскликнула Дикси.
Эвелин схватилась за ремни. Солнце припекало, волны тихонько плескались о борт. Река здесь была изумрудно-зеленая, а не синяя, какой казалась с моста; вода искрилась на солнце, особенно на быстрине. Там и сям на поверхности бурлили воронки водоворотов. Эвелин оглянулась на переправу Ли, где по-прежнему стояли моторки, и возблагодарила Бога за то, что они на весельном плоту. Спускаться по Колорадо на плавсредстве с мотором — нелепо и противоестественно.
Дикси сидела лицом вперед и качалась туда-сюда, налегая на весла, поскрипывавшие от каждого гребка. Как только плот вошел в бурные воды, его начали захлестывать волны.
— Это и есть пороги? — поинтересовался Питер.
Дикси налегла на весло, пытаясь выпрямить курс.
— Нет, просто рябь. А что, тебе страшно?
— Конечно, страшно, — ответил он. — Я не умею плавать. А вода здесь холодная?
— Восемь градусов, — пояснила Дикси. — Вода идет прямо со дна озера Пауэлл; скажи спасибо плотине в Глен-Каньоне.
— Вы правда не умеете плавать? — спросила Эвелин.
— Камнем иду ко дну, — подтвердил Питер.
— Разве вас не учили в детстве?
— Я прогуливал физкультуру.
Эвелин поверить не могла, что к участию в подобных вылазках допускают людей, не умеющих плавать. Что он вообще здесь делает, если у него водобоязнь?
— Форель! — раздался возглас Ллойда.
Эвелин обернулась на воду, но ничего не увидела.
Дикси принялась расспрашивать о том, кто где живет.
— Я из Цинциннати, — ответил Питер.
— А чем ты занимаешься?
— В основном поливаю мамины пионы.
Дикси усмехнулась.
— А вы, Эвелин?
Эвелин сказала, что живет в Кембридже и преподает биологию.
— Только не говорите, что вы гарвардский профессор, — предупредил Питер.
Эвелин тем не менее заявила, что она действительно преподает в Гарварде, и это немедленно положило конец разговору. Такое часто случалось — за пятнадцать лет она так и не научилась поддерживать беседы о работе. Если Эвелин первой упоминала о своем профессорстве в Гарварде, считали, что она задается. Когда же она умалчивала об этом, рано или поздно кто-нибудь все-таки выводил ее на чистую воду, обвиняя в снобизме.
— Хорошо еще, что вы не говорите с бостонским акцентом, — заметил Питер.
Он уже собрался рассказать какой-нибудь бородатый анекдот, но тут с кормы донесся скрип, а вслед за тем — глухой удар и тревожный возглас. Эвелин резко обернулась и увидела задранные к небесам бледные, безволосые старческие ноги.
— Ллойд! — вскричала Руфь. — Ты куда?
Дикси немедленно отложила весла и бросилась на помощь к старику, перепрыгивая через груды вещей. Плот же пустился в свободное плавание.
— Вы в порядке? — спросила она.
— В полном! Даже не понял, что случилось.
— Надо было крепче держаться, — упрекнула мужа Руфь, отряхивая его рубашку.
— Но я держался!
— Значит, надо было крепче.
Дикси вернулась на место и снова взялась за весла.
Когда пожилой Мюррей Блэр приглашает сына и дочерей к себе на ферму в Нью-Гэмпшир, он очень надеется, что семья проведет выходные в мире и согласии. Но, как обычно, дочь Лиззи срывает все планы: она опаздывает и появляется с неожиданной новостью и потрепанной семейной реликвией — книгой рецептов Фанни Фармер. Старое издание поваренной книги с заметками на полях хранит секреты их давно умершей матери. В рукописных строчках спрятана подсказка; возможно, она поможет детям узнать тайну, которую они давно и безуспешно пытались раскрыть. В 2019 году Элизабет Хайд с романом «Спросите Фанни» стала победителем Книжной премии Колорадо в номинации «Художественная литература».
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
Повесть «Винтики эпохи» дала название всей многожанровой книге. Автор вместил в нее правду нескольких поколений (детей войны и их отцов), что росли, мужали, верили, любили, растили детей, трудились для блага семьи и страны, не предполагая, что в какой-то момент их великая и самая большая страна может исчезнуть с карты Земли.
«Антология самиздата» открывает перед читателями ту часть нашего прошлого, которая никогда не была достоянием официальной истории. Тем не менее, в среде неофициальной культуры, порождением которой был Самиздат, выкристаллизовались идеи, оказавшие колоссальное влияние на ход истории, прежде всего, советской и постсоветской. Молодому поколению почти не известно происхождение современных идеологий и современной политической системы России. «Антология самиздата» позволяет в значительной мере заполнить этот пробел. В «Антологии» собраны наиболее представительные произведения, ходившие в Самиздате в 50 — 80-е годы, повлиявшие на умонастроения советской интеллигенции.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.
Самобытный, ироничный и до слез смешной сборник рассказывает истории из жизни самой обычной героини наших дней. Робкая и смышленая Танюша, юная и наивная Танечка, взрослая, но все еще познающая действительность Татьяна и непосредственная, любопытная Таня попадают в комичные переделки. Они успешно выпутываются из неурядиц и казусов (иногда – с большим трудом), пробуют новое и совсем не боятся быть «ненормальными». Мир – такой непостоянный, и все в нем меняется стремительно, но Таня уверена в одном: быть смешной – не стыдно.