Главная улица - [25]

— Здесь очень много умных и культурных людей. Миссис Уилкс, которая читает лекции о «христианской науке», очень умная женщина, впрочем, я сам не принадлежу к их организации, я пою в епископальном хоре. А мисс Шервин, преподавательница средней школы, — это такая милая, живая девушка. Я подбирал ей вчера пару коричневых гамаш и могу сказать: это было прямо удовольствие!

— Передай мне масло, Кэрри, — вмешался Кенникот.

В пику мужу она продолжала разговаривать с Рэйми.

— Бывают ли у вас тут любительские спектакли?

— О да! Город полон талантов. «Рыцари пифий» организовали в прошлом году прекрасный вечер песен.

— Как хорошо, что вы так увлекаетесь!

— О, вы вправду так думаете? Многие высмеивают меня за то, что я пытаюсь устраивать спектакли и всякие такие дела. Я постоянно твержу моим знакомым, что у них больше артистических талантов, чем они сами предполагают. Только вчера я говорил Гарри Хэйдоку, что ему следовало бы читать стихи, например, Лонгфелло, или играть в оркестре. Я сам получаю много удовольствия от игры на корнете, а наш дирижер Делл Снэфлин такой прекрасный музыкант, что я постоянно советую ему бросить парикмахерскую и стать профессиональным музыкантом. Он мог бы играть на кларнете в Миннеаполисе или в Нью-Йорке. Однако мне никак не убедить Гарри… Говорят, вы с доктором ездили вчера на охоту? Прелестные окрестности, не правда ли? А визиты вы делали? Торговая деятельность не дает такого удовлетворения, как медицина. Должно быть, приятно, доктор, видеть, как доверяют вам пациенты?

— Гм! Это мне приходится все время доверять им. Было бы несравненно приятнее, если бы они платили по счетам, — проворчал Кенникот, и, наклонившись к Кэрол, он шепнул что-то, звучавшее вроде «курица в штанах».

Но бледные глаза Рэйми влажным взором смотрели на нее. Она помогла ему:

— Так вы любите стихи?

— О да, очень! Но, сказать по правде, у меня не так — то много времени для чтения. В магазине всегда много работы, и вообще… Но прошлой зимой у нас тут одна артистка великолепно декламировала стихи.

Кэрол услышала, как коммивояжер в конце стола что-то проворчал. Да и Кенникот сделал локтем резкое движение, ясно выражавшее то же настроение… Но она продолжала свое:

— Вы часто бываете в театре, мистер Вузерспун?

Он просиял, как мутно-голубой мартовский месяц, и вздохнул:

— Нет, но я люблю кино. Бываю на всех кинофильмах. За книгами, к сожалению, не следят, как за фильмами разумные цензоры, и, когда вы приходите в библиотеку и выбираете книгу, вы никогда не знаете, на что потратите время. В книгах я люблю здоровое, облагораживающее повествование, но иной раз… Да вот хотя бы, начал я раз роман этого Бальзака-о таком писателе я и раньше что-то слышал, — и там говорилось о даме, которая не жила со своим мужем, я хочу сказать, она не была его женой. Множество отвратительных подробностей. И язык-то никуда не годный, Я заявил об этом в библиотеке, и книжку убрали с полки. Я не фарисей, но должен сказать, что не вижу смысла в этом постоянном смаковании безнравственных тем! Жизнь сама так полна соблазнов, что в литературе хочется только чистого и возвышающего.

— Как называется эта бальзаковская книжица? Где ее можно раздобыть? — хихикнул коммивояжер на другом конце стола.

Рэйми не удостоил его внимания.

— Но кинофильмы большей частью чисты и полны юмора… Не находите ли вы, что чувство юмора чрезвычайно важно в человеке?

— Не знаю, право… У меня самой его немного, — сказала Кэрол.

Он погрозил ей пальцем.

— Ну, ну, вы слишком скромны! Я уверен, что у вас прямо кипучий юмор! Да доктор Кенникот и не женился бы на особе, лишенной юмора. Мы все знаем, что он всегда не прочь пошутить.

— Ну, конечно! Одним словом, старый зубоскал! Пойдем, Кэрри, хватит! — буркнул Кенникот.

Но Рэйми продолжал умоляюще:

— А что больше всего интересует вас, миссис Кенникот, в области искусства?

— Услышав, что коммивояжер процедил «зубоврачевание», Кэрол наугад выпалила: «Архитектура!»

— Да, это прекрасное искусство. Когда Хэйдок и Саймонс отделывали заново фасад своего магазина, старик Хэйдок, отец Гарри, хотел оставить фасад совсем плоским. Но я сказал старику: «Конечно, хорошо, что у вас современное освещение и большие витрины. Но раз вы устраиваете все это, вам и без архитектурных украшений не обойтись». Тогда старик рассмеялся, сказав, что я, пожалуй, прав, и велел поставить карниз.

— Жестяной! — заметил коммивояжер.

Рэйми оскалил зубы, как воинственная мышь.

— Что ж с того, если и жестяной? Это не моя вина. Я сказал старику Хэйдоку, чтобы он сделал его из полированного гранита. Надо же понимать, в конце концов!

— Пойдем! Нам пора, Кэрри, пойдем! — тащил ее Кенникот.

Рэйми подстерег их в передней и шепнул Кэрол, чтобы она не обращала внимания на невоспитанность коммивояжера, «этой бродячей швали».

Кенникот хмыкнул:

— Ну как, малютка? Ты, может быть, предпочитаешь артистического болвана, вроде Рэйми, таким простакам, как Сэм и я?

— Дорогой, мой! Пойдем-ка домой и сыграем в карты, посмеемся, подурачимся, заберемся в постель и уснем без снов! Хорошо быть солидной дамой!

III

Из еженедельной газеты Гофер-Прери под названием «Неустрашимый».