Главная улица - [180]

Она вернется, но все-таки она не побеждена. Ей нравилось чувствовать себя непокоренной. Прерия больше не была пустой, залитой солнцем землей; она была живым бурым зверем, с которым Кэрол надо бороться; провинциальные улицы были населены тенями ее желаний, там жил звук ее шагов и таились семена величия.

IX

Активная ненависть к Гофер-Прери иссякла в Кэрол. Она видела в нем теперь молодой город тружеников. С сочувствием вспомнила она, как Кенникот защищал своих сограждан, видя в них «отличных людей, упорно работающих и старающихся как можно лучше растить своих детей». С нежностью вызывала она в воображении еще неуклюжую в своей молодости Главную улицу, простые коричневые коттеджи. Она жалела их — жалела за неказистую внешность, за оторванность от культуры. Ее трогала даже наивная тяга города к цивилизации, которая проявлялась в рефератах Танатопсиса, и претензия на величие, которая проявлялась в кампании за процветание. Главная улица тянулась перед ее мысленным взором в лучах пыльного степного заката — длинный ряд низких домов, немногим отличавшихся от обиталищ первых поселенцев, а в домах печальные, одинокие люди ждали ее приезда — печальные и одинокие, как старик, переживший всех своих друзей. Она вспоминала, что Кенникот и Сэм Кларк любили слушать ее пение, и ей хотелось очутиться среди них и петь им.

«Наконец-то, — ликовала она, — я научилась беспристрастно относиться к городу! Теперь я могу полюбить его».

Кэрол была очень горда тем, что стала такой терпимой.

Она проснулась в три часа утра после кошмара; ей приснилось, что Элла Стоубоди и вдова Богарт терзают ее.

«Я сделала из города миф. Вот как создаются предания о счастливом детстве, о прекрасных товарищах юности! Мы так легко все забываем! Я забыла, что Главная улица нисколько не считает себя достойной сожаления. Она считает, что бог возлюбил ее. Она не ждет меня. Ей все равно».

Но на следующую ночь она опять увидела настоящий Гофер-Прери. Это был ее дом и он ожидал ее в величавом сиянии заката.

X

Кэрол не возвращалась еще пять месяцев. Пять месяцев, заполненных жадным накоплением звуков и красок в запас на долгие и тихие дни.

Она провела в Вашингтоне почти два года.

Когда в июне она отправилась в Гофер-Прери, под сердцем она носила второго ребенка.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

I

Всю дорогу Кэрол думала о том, какие впечатления ее ожидают. Она думала об этом так настойчиво, что ее впечатления по приезде были именно такими, каких она ожидала. Она радовалась каждому знакомому крыльцу, каждому сердечному приветствию и была польщена тем, что олицетворяла собой в этот день главную городскую сенсацию. Она поспешила обойти всех с визитом. Хуанита Хэйдок болтала об их вашингтонской встрече и, образно говоря, прижала ее к груди местного общества. Она, бывшая противница Кэрол, должна была теперь стать ей самым близким другом, ибо любезная Вайда Шервин держалась несколько сдержанно, опасаясь, как видно, столичной ереси.

Вечером Кэрол пошла на мукомольный завод. Таинственный гул динамо-машин на электростанции за стеной в темноте казался особенно громким. У стены сидел ночной сторож Чэмп Перри. Он протянул вперед жилистые руки и прошамкал:

— Мы все ужасно скучали по вас!

Кто будет скучать по ней в Вашингтоне?

Кто в Вашингтоне так достоин доверия, как Гай Поллок? Когда она увидела его на улице, улыбающегося, как всегда, он показался ей чем-то вечным, частью ее самой.

Через неделю Кэрол пришла к выводу, что она ни счастлива, ни огорчена своим возвращением. Она вступала в каждый день так же просто и деловито, как во время своей службы в Вашингтоне. Это была ее задача, ей предстояли механические обязанности и бессодержательные разговоры, но что в том?

Единственная проблема, вызывавшая у нее душевные волнения, совершенно, как оказалось на поверку, того не стоила. В поезде на пути в Гофер-Прери она взвинтила себя до такой самоотверженности, что готова была отказаться от отдельной комнаты и делить с Кенникотом каждое мгновение своей жизни.

Но через десять минут после того, как она вошла в дом, Кенникот сказал:

— Знаешь, я сохранил в твоей комнате все как было. Я начал смотреть на это твоими глазами. Я не понимаю, зачем людям — только потому, что они дружны, — все время действовать друг другу на нервы. Не стану врать, мне теперь нравится побыть иной раз одному и поразмыслить в тишине.

II

Кэрол покинула большой город, где люди засиживались до поздней ночи, беседуя о великих мировых переменах: о европейской революции, о синдикализме, о свободном стихе. Там ей чудилось, что весь мир перерождается.

Она убедилась, что на самом деле это было не так.

Единственными захватывающе новыми темами в Гофер-Прери были сухой закон, адресок в Миннеаполисе, где можно было достать виски по тринадцати долларов за кварту, рецепты пива домашней варки, дороговизна жизни, выборы президента, новый автомобиль Кларка и не слишком новые пороки Сая Богарта. Проблемы были точно те же, что два года и двадцать лет назад; они останутся теми же еще двадцать лет. Мир, может быть, представляет собой вулкан, но земледельцы по-прежнему пашут у подошвы горы. Вулкан может обрушить потоки лавы на плоды их труда. Это приведет их в изумление и причинит им большой вред, но их родственники унаследуют фермы и через год или два снова возьмутся за плуг.