Главная улица - [151]

— Что это ты наболтала старухе Уэстлейк?

Книга в руках Кэрол зашелестела.

— О чем это ты?

— Я говорил тебе, что Уэстлейк и его жена завидуют нам, а ты все-таки водишь с ними компанию… Насколько я понял Дэйва, старуха Уэстлейк благовестит по всему городу, будто ты ей говорила, что ненавидишь тетушку Бесси, что я храплю и из-за этого ты устроила себе отдельную комнату, что Би не стоила Бьернстама и будто ты в последнее время возмущаешься городом за то, что мы не падаем ниц перед этим Вальборгом и не молим его отужинать с нами. И бог знает что еще.

— Все это сплошные выдумки! Миссис Уэстлейк мне нравилась, я к ней заходила. Но, по-видимому, она пожелала переиначить все мои слова.

— Ясное дело! А как же ты думала? Разве я не предупреждал тебя? Старая кошка, как и ее тихоня муженек. Честное слово, если бы я заболел, я скорее позвал бы любого знахаря, чем Уэстлейка, а жена его — того же поля ягода. Только вот чего я не могу понять…

Она застыла в ожидании.

— Что такое нашло на тебя, что ты, такая умная, дала ей вытянуть из тебя все? Не так важно, что ты там наговорила, — всякий должен иногда дать выход тому, что накопилось на сердце. Это естественно. Но если ты не хотела, чтобы все об этом узнали, зачем же было болтать? Лучше бы уж ты напечатала это в «Неустрашимом» или достала рупор и кричала в него с крыши дома, чем шептать на ухо этой старухе!

— Да, верно. Ты говорил мне. Но она была так по-матерински ласкова со мной! И у меня не было никакой другой близкой женщины… Вайда так поглощена своим мужем и делами!

— Ну, ничего. В другой раз будь осторожней.

Он погладил ее по голове, скрылся за газетой и больше ничего не говорил.

Враги заглядывали в окна, подкрадывались из передней. У нее не было никого, кроме Эрика. Кенникот — этот добрый, хороший человек — был ее старшим братом. Только к Эрику, такому же отверженцу, как и она, побежала бы Кэрол искать защиты. Во время всей этой бури она сидела внешне совершенно спокойно, заложив пальцем страницу наивно-голубой книжки о кройке и шитье. Но скоро возмущение предательством миссис Уэстлейк уступило место страху. Что говорила старуха о ней и Эрике? Что она знала? Что видела? Кто еще присоединится к этой травле? Кто еще видел ее с Эриком? Что могут ей сделать Дайеры, Сай Богарт, Хуанита, тетка Бесси?

Что, собственно, отвечала она на расспросы миссис Богарт?

На следующий день Кэрол не могла усидеть дома. Но, блуждая без цели из лавки в лавку, она пугалась, как только встречала кого-нибудь на улице. С тоскливым предчувствием ждала, что с ней заговорят. Мысленно повторяла: «Я больше никогда не должна видеться с Эриком!» Но слова не задерживались в сознании. Ей не приносило сладостного облегчения чувство вины, которое для женщин Главной улицы служит вернейшим средством спасения от скуки жизни.

Около пяти часов вечера, когда она сидела, сжавшись комочком в кресле гостиной, ее всполошил звонок. Кто-то открыл дверь. В тревоге она ждала. В комнату влетела Вайда Шервин.

«Вот единственный человек, которому я могу довериться!» — обрадовалась Кэрол.

Вайда была серьезна, но ласкова. Она начала скороговоркой:

— Ах, дорогая, вот вы где, я так рада, что застала вас! Садитесь, я хочу с вами поговорить.

Кэрол послушно села. Вайда поспешно подтащила большое кресло.

— До меня доходили слухи, будто вы интересуетесь этим Эриком Вальборгом. Я знаю, вы не виноваты, сейчас я в этом уверена более, чем когда-либо. Достаточно поглядеть на вас — вы цветете, как роза!

— А как выглядит солидная дама, когда она чувствует за собой вину?

В тоне Кэрол послышалось возмущение.

— О, это всегда видно! И, кроме того, я знаю, что здесь только вы одна и можете оценить доктора Уила.

— Что вы слышали?

— Да, право же, ничего. Миссис Богарт только сказала при мне, что часто видит вас и Вальборга вместе. — Щебетание Вайды замедлилось: она рассматривала свои ногти. — Однако мне кажется, что этот Вальборг вам все-таки нравится. О, конечно, не в каком-либо дурном смысле! Но вы молоды, вы не знаете, куда может завести такая невинная симпатия. Вы считаете себя человеком искушенным, а сами просто младенец. И при вашей крайней наивности вы не подозреваете даже, какие низкие мысли могут гнездиться в мозгу такого субъекта.

— Неужели вы воображаете, что Вальборг мог бы позволить себе ухаживать за мной?!

Ее дешевая бравада внезапно оборвалась, когда Вайда с искаженным лицом воскликнула:

— Что вы знаете о сокровенных мыслях людей? Вы играете в облагораживание мира. Разве вы знаете, что значит страдать!

Есть два оскорбления, которых не может вынести человек: когда ему говорят, что он лишен чувства юмора, и еще обиднее — когда ему говорят, что он не знал горя.

— Вы думаете, я не страдаю? — взбешенная, воскликнула Кэрол. — Вы думаете, что мне всегда жилось…

— Да, вы не страдали! Я скажу вам то, чего не говорила никому на свете, даже Рэю.

Плотина сдерживаемого воображения, которую Вайда строила годами и которую теперь, когда Рэйми был на войне, она возводила вновь, вдруг прорвалась:

— Я была… я ужасно любила Уила. Однажды в гостях — о, это было до его встречи с вами! — мы сидели, держась за руки, и нам было так хорошо… Но я считала, что не гожусь для него. Я отстранила его. Пожалуйста, не думайте, что я все еще люблю его! Теперь я вижу, что в мужья мне был предназначен Рэй. Но потому, что я любила Уила, я знаю, какой он искренний, чистый и благородный. Даже в мыслях своих он никогда не сворачивает с пути долга… Если я уступила его вам, то по крайней мере вы должны ценить его! Мы с ним танцевали и смеялись, и я отказалась от него, но… Это касается