Главная удача жизни. Повесть об Александре Шлихтере - [28]

— Друзья! — чуть повысив голос, Абрамович перекрыл общий галдеж. — Я не могу отвечать сразу всем! — Он прикоснулся пальцами к кончику кривого носа и замер на мгновение, как бы собираясь с мыслями. Этой паузы было достаточно, чтобы воцарилась мертвая тишина. — Разрешите мне ответить моему первому оппоненту, — он обратился к голубоглазому. — Вы не должны забывать, коллеги, что все студенты — недоучки!

— Я протестую! — воскликнул голубоглазый.

— Не стоит, — продолжал невозмутимо доктор Эмиль. — В этом есть и нечто весьма положительное. Вы недоучки, то есть ваши мозги еще не до конца оболванены официальной верноподданнической дребеденью, которую только по недоразумению называют наукой. Но прав товарищ рабочий, если вы не придете к пролетариату и не включитесь в его борьбу, вас засосет университетская рутина и в конечном счете, как на гончарном круге, из вас вылепят стандартного чиновника, преданного престолу!

— Ну это еще положим! — воскликнул Горб.

— Допустим, что вы придете к пролетариату, чтобы встать в ряды могильщиков капитализма, — невозмутимо продолжал Абрамович. — Желание похвальное. Но тут возникает второе: а что вы принесете ему, пролетариату, жаждущему от вас откровений? Увы, очень мало, потому что вы… недоучки!

— Возмутительно! — воскликнула фанатичная курсистка.

— Подумайте, вы, новоявленная Жанна д'Арк! Что вы принесете? — Эмиль указал тонким пальцем в ее сторону. — Энтузиазм? Так его хватает у рабочих. Ненависть к эксплуататорам? Так она переполняет сердце трудового народа. От вас требуется политическая грамотность, мысли, идеи! Революция — это не игра. Это — наука! И пока вы сами не наведете порядка в своих головах, вы не будете полезны для революции. А поэтому за книгу, коллеги. Впитывайте всеми фибрами молодой души революционную теорию. А практики вам предстоит столько, что на всех хватит с избытком!

— Ну как? — спросил Горб, провожая Шлихтера на вокзал.

— У меня что-то в мозгах прочистилось, — ответил Сашко. — Оказывается, я не знал самых простых вещей. «Могильщики капитализма» — это здорово!

— Вот видишь! — обнял его за плечи Горб. — За такого человека, как доктор Эмиль, я готов в огонь и в воду. Он учился в Сорбонне, медик. Сейчас принципиально не лечит богатых, а у бедняков денег не берет. Живет впроголодь и все силы отдает пропаганде среди рабочих!

…Как-то студенты университета Горб и Соколов были случайно задержаны полицией. С перепугу Горб забыл о своих клятвах и рассказал следователю все, что знал о докторе Эмиле и его кружковцах!

Игреневый жеребчик легкой трусцой тянул без всякого усилия фаэтон. Александр задумчиво наблюдал, как медленно, под звонкий стук копыт по булыжнику, проплывают мимо пикообразные решетки Ботанического сада.

— Интересно, где сейчас Абрамович? — спросил Вакара. — Могу ли я его где-нибудь встретить?

— Только в Восточной Сибири, — ответил тот со вздохом, и в глазах его промелькнула тень печали.

Проехали университет св. Владимира, по преданию, выкрашенный в красный цвет якобы по указу императора всея Руси за крамолу. Университет, двери которого были навечно закрыты для Сашка Шлихтера по тем же мотивам.

— Мне кажется, что у возницы слишком длинное ухо! — сказал по-немецки Александр.

— О да! — ответил Вакар. — Охранка разлагает народ. Она заставляет даже родителей доносить на детей, а детей — на родителей. Какое растление душ!

Пирамидальные тополя Бибиковского бульвара, спускаясь с вышины, вступали на оживленный Крещатик. Неширокие тротуары главной улицы Киева были переполнены нарядными людьми. Они несли на лицах яркие следы щедрого южного загара, выглядели жизнерадостными и пышащими здоровьем, и потому создавалось впечатление, что в этом сказочном городе над Славутичем всегда праздник. Трезвоня проносились трамваи с рекламой цирка на крышах. Фаэтоны то и дело обгоняли лихачи на «дутиках». В четырехместных ландо, небрежно лорнируя прохожих, сидели нарядные молодые женщины, спокойные, безмятежные, уверенные в себе и своей судьбе. Рядом с ними и на сиденьях напротив — лоснящиеся довольством и бриолином пожилые мужчины с закрученными усиками, в черных касторовых шляпах или котелках поигрывали золотом брелоков. Отцы города! Хозяева жизни! Толстосумы!

— Приехали! — выкрикнул извозчик, останавливаясь у шикарного входа гостиницы «Франсуа» с зеркальными стеклами вращающихся дверей. — А ежели насчет могильщиков, так я вас единым духом на Байково кладбище!

— Понял, называется! — рассмеялся Шлихтер. Вакар расплатился. Снял из-под ног извозчика потертый чемодан гостя.

— На чаек бы! — покосился извозчик.

— Бог подаст! — ответил Шлихтер и вдруг ненароком вспомнил Василия Карповича Ханенко.

— Тилигенция! — буркнул под нос извозчик и тронул вожжами лошадь.

У широких витрин, облокотившись на медные поручни, стояли шеренги бездельников. Казалось, они безразличны к разноцветному людскому потоку, проплывающему мимо. Но опытный глаз Шлихтера поймал на себе их молниеносные и как бы мимолетные взгляды.

— Филеры, — шепнул он Вакару. — Зачем вы привезли меня в этот гадючник?

— Не оглядывайтесь, — ответил Вакар. — Держитесь свободно!