Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве - [75]
Я понимаю, что не слишком честно нападать на Адриана Пласса в моей книжке. Он вовсе не претендует на звание богослова, и, как я говорил, в его книге множество чудесных мыслей (и немало здорового юмора). Я увидел просто классический пример — тем более показательный, что автор выражает мысли, которые многим кажутся совершенно очевидными, — «нормальных» представлений христианина Запада: «спасение» касается «моих личных отношений с Богом» сейчас и заключается в том, что я «вернусь домой к Богу и обрету мир» в будущем. Пласс задает много коварных вопросов и не находит на них удовлетворительных ответов, но он и не думает ставить под сомнение сами эти готовые ответы — это показывает, как глубоко такие представления укоренены в нашей традиции. Те из нас, кто жили в такой традиции с рождения (я не говорю лишь о традиции «евангелизации», но обо всех традициях западных церквей), согласятся, что резюме Пласса верно отражает то, «во что верит большинство христиан» — и даже представления большинства нехристиан о вере христиан. И мне снова хочется заявить во весь голос, что эти представления ни капли не соответствуют тому, что написано в книгах Нового Завета.
На другой же день после того, как я написал предыдущий абзац, я снова наткнулся на яркий пример все той же проблемы. Ко мне по электронной почте пришло письмо от встревоженного человека, который переводит мою книгу «Иуда и Евангелие Иисуса» на один из балканских языков. Он дошел до того места, где я писал о том, что вера многих западных христиан удивительно напоминает гностицизм II века: они считают, что нынешний мир наполнен злом и видят единственный достойный выход в бегстве из этого мира на небеса. Переводчик, который именно так понимал Евангелие, выдвинул против меня несколько обвинений. Разве я не читал Библию? Почему я не верю в небеса? Или в Иисуса? Зачем я выдумываю новую религию?
До сего момента я все еще продолжал повторять главную мысль книги, которую мы уже рассматривали. Но теперь, в завершающем разделе, нам предстоит поговорить о последствиях столь распространенного в церкви неверного понимания «спасения». Если мы думаем, что «спасение» — это «отправиться на небеса после смерти», тогда главная задача церкви сводится к спасению души для будущего. Но если «спасение» для нас, как и для Нового Завета, прямо связано с обетованием нового неба и новой земли и с обетованием о нашем воскресении, которое позволит нам участвовать в этой воплощенной во славе реальности — я назвал ее «жизнью после жизни после смерти», — это коренным образом меняет и наши представления о важнейшем деле церкви здесь и сейчас.
Уместно вспомнить знаменитый девиз организации Christian Aid: «Мы верим в жизнь перед смертью». Именно жизнь перед смертью ставится под вопрос, если мы верим, что спасение сводится к «жизни после смерти». Если мы устремлены ко вневременной и бесплотной вечности, стоит ли тратить силы на наведение порядка в этом мире? Но если самое важное — это жизнь в новом теле после «жизни после смерти», тогда нынешняя телесная «жизнь перед смертью» предстает в ином виде: это уже не какой–то любопытный, но мало связанный с будущим феномен и не просто «закаляющая душу долина слез», пройдя которую, мы обретаем бесплотное блаженство, но это важнейшее время, пространство и вещество, куда с воскресением Иисуса уже вторглось Божье будущее, и это будущее уже сейчас предвосхищает миссия церкви. Идея «жизни после смерти» отвлекает внимание не только от окончательной «жизни после «жизни после смерти», но и от «жизни перед смертью». Если мы это игнорируем, то заключаем союз не только со смертью, но и со всеми другими силами, которые обретают мощь из сотрудничества с этим последним врагом.
Таким образом, «спасение» значит не «отправиться на небеса», но «восстать к жизни на новом небе и новой земле». И как только мы это начинаем понимать, мы сразу замечаем, что Новый Завет постоянно — и косвенно, и со всей прямотой — говорит нам, что «спасение» не сводится лишь к ожиданию некоего события в далеком будущем. Мы можем жить им уже здесь и сейчас (разумеется, не во всей полноте, поскольку всем нам предстоит умереть), в подлинном смысле слова предвосхищать это будущее событие в настоящем. «Мы были спасены в надежде», — говорит Павел в Послании к Римлянам 8:24. Слова «были спасены» указывают на действие в прошлом, которое уже совершилось, и, без сомнения, Павел имеет в виду веру и крещение, о которых говорил в Послании раньше. Но это спасение остается «в надежде», потому что мы все еще ожидаем окончательного избавления в будущем, о чем Павел пишет (например) в Рим 5:9–10.
Это дает ясный ответ на одну из загадок Нового Завета: очень часто слова «спасение» или «спастись» здесь относятся к телесным событиям в нынешнем мире. «Приди и спаси мою дочь», — умоляет Иаир, а когда Иисус направляется к нему, женщина с кровотечением думает про себя: «Если прикоснусь хотя бы к одеждам Его, буду спасена». Исцелив женщину, Иисус говорит ей: «Дочь Моя! Вера твоя спасла тебя».
