«Гладиаторы» вермахта в действии - [4]

. Так как Версальский договор не ограничивал соотношение количества солдат и унтеров, то в рейхсвере был один унтер-офицер на двух солдат. В случае мобилизации каждый солдат и унтер-офицер готовился таким образом, чтобы сразу занять высокую должность и нести за нее ответственность.

Несмотря на традиционно сохранявшуюся с кайзеровских времен и декларированную фон Зектом аполитичность рейхсвера, в годы стабилизации Веймарской республики и в заключительной ее фазе рейхсвер (когда офицерам было выгодно) активно участвовал в политической жизни: влияние генерала-фельдмаршала Первой мировой войны, самого знаменитого тогда немецкого военного, избранного в 1925 г. в возрасте 78 лет президентом республики Пауля фон Гинденбурга и его ближайших советников и друзей — генерала Курта фон Шлейхера (однополчанина сына президента Оскара Гинденбурга) и Франца фон Папена (служившего некогда вместе с Гинденбургом) основывалось на доверии к ним прежде всего армии. Нельзя сказать, что они прямо содействовали приходу нацистов к власти — здесь вмешались абсолютно неконтролируемые и неожиданные обстоятельства, но их отношение к республике, демократии, парламентаризму и конституции было лишь формально лояльным, а этого в 1933 г. оказалось недостаточно, нужно было проявить внутреннюю убежденность в необходимости сохранения демократических правил игры. Впрочем, этой убежденности не оказалось не только у армии, но и у всего немецкого народа — именно это обстоятельство и оказалось решающим для захвата власти Гитлером. Используя упомянутую уже выше аполитичность армии, а также взывая к необходимости исполнения рейхсвером армейского долга беспрекословного послушания и выполнения приказов, Гитлер в 1933–1938 гг. смог указать армии ее место в чисто специальной области и практически исключил ее влияние на принятие политических решений, а после кризиса Фрича — Бломберга 1938 г. и в преддверии войны Гитлер перешел к активному вмешательству в дела армии, которая все больше стала превращаться в простой инструмент нацистской политики, одновременно находясь в своей собственной специальной сфере под угрозой конкуренции со стороны партийной армии — Ваффен-СС.

В немецкой традиции нового времени армия имела почти культовое значение по той причине, что объединение страны было связано с достижениями прусской армии и в немецком сознании все лучшее, что было в немцах, долгое время олицетворялось в армии (прусская «табель о рангах» от 19 января 1878 г. ставила генерала пехоты выше, чем министра), что имело далекоидущие последствия. Прусские военные ценности, военная дисциплина проникли в мир бизнеса, произведя на свет особый сорт промышленников, которые руководили своими предприятиями, будто командовали крепостями, а также университетское сообщество, где студенческие корпорации воспринимали ритуалы (и пороки) казарменной жизни и пытались подражать «стилю прусского офицера»^{15}. Даже представления иностранцев — англичан и американцев — о немецкой армии и ее организации определялись убежденностью в профессионализме этой армии. Это обстоятельство, в свою очередь, сформировалось под впечатлением успехов прусской армии в войнах за объединение страны. Собственно, национальные армии Великобритании и США строились между 1871 и 1914 гг. по образцу прусской армии^{16}. Хотя ради справедливости следует сказать, что до 1870 г. наиболее передовой считалась организация французской армии, а французские военные теоретики слыли самыми компетентными в мире, штабная работа и организация армии при Луи-Наполеоне были образцом для Пруссии, России, Японии, США. Все кардинально изменилось после победы Пруссии над Францией в 1871 г.; с момента Седанской победы офицеры с малиновыми лампасами (офицеры немецкого Генштаба) стали считаться самыми большими в мире виртуозами войны, а немецко-прусский Генштаб — самым действенным инструментом ведения войны в мире. Во время Второй мировой войны среди знатоков немецкой армейской традиции бытовало убеждение, что Германия вступила во Вторую мировую войну с «лучшими мозгами», чем в Первую мировую. Фельдмаршал Альбрехт Кессельринг поддерживал в мемуарах это мнение. Он отмечал, что в годы Второй мировой войны все серьезные должности в Генштабе занимали весьма компетентные специалисты, прошедшие прекрасную подготовку. Офицеры Генштаба образца 1939 г. были ближе к тем, кто находился на боевых позициях с оружием в руках, а это было настолько серьезным преимуществом, что его невозможно переоценить. Именно поэтому путаница и дублирование приказов, которые подчас имели место в 1914–1918 гг., в вермахте были исключены^{17}. Все чины в прусской (немецкой) армии были хорошо подготовлены для руководства войсками. Особенно это относится к быстрой и точной оценке обстановки, к принятию четких решений и отданию точных приказов — в этом прусский Генштаб явно превосходил генштабы в какой угодно стране. При этом прусским Генштабом задачи ставились таким образом, что командир на месте мог принимать более или менее самостоятельные решения. О значении прусской военной традиции для Третьего Рейха ясно говорит следующий перечень, в котором из 18 фельдмаршалов вермахта 12 были пруссаками. В списке они следуют по времени получения фельдмаршальского жезла: