Гладиаторы - [24]

Но, в сущности, это был честный человек, по крайней мере в его собственном убеждении. В его глазах было законным всякое средство, лишь бы оно могло служить торжеству правого дела. Он был из тех людей, которые считают позорнейшей слабостью колебаться сделать зло, из которого может произойти добро. Как и Иевфай[11], он безжалостно принес бы в жертву свою дочь ради выполнения обета, и, если бы Мариамна оказалась между ним и его честолюбием или хотя бы просто мстительностью, он зверски посягнул бы на тело своего ребенка.

Сведущий в преданиях своей фамилии и в истории своего народа, он был полон той гордости своей генеалогией, какая составляет одну из основных черт еврейского характера. Он был убежден, что его народу предназначено судьбой управлять всей землей. Больше, чем следовало бы, он обладал тем надменным самодовольством, которое заставляло фарисея держаться в стороне от людей с невысокими стремлениями и скромными планами, и одновременно отвагой и энергией льва от Иуды, столь ужасного в своем гневе, столь неукротимого даже после поражения. В глубине души он уже заранее наслаждался тем временем, когда Иерусалим сделается владыкой, римские орлы будут изгнаны из Сирии, а избранный Богом народ снова будет управляться богоучрежденной иерархией. Ему хотелось бы быть вторым Иудой Маккавеем, в качестве вождя руководящим верными войсками в том новом порядке вещей, какой наступал, – и это было честолюбивой мечтой, которую мог естественно лелеять этот опытный и предприимчивый воин. Но, отдавая Элеазару полную справедливость, следует сказать, что желание обогатиться лишь отчасти примешивалось к его планам, и личный интерес никогда не загрязнял его мечтаний о будущем, в которое так часто его увлекал опасный и мрачный энтузиазм.

Интриговать при дворе Вителлия против полководца, пользовавшегося верховной императорской властью, по крайней мере, было весьма нелегким поручением. Элеазар играл в случайной игре, получив полную власть и предписания от Иерусалимского Совета, с правом пользоваться или не пользоваться ими, сообразно со своими политическими видами и будущими планами.

Нелегко было выдерживать свою роль перед такими людьми, как Плацид, привыкший бороться хитростью, лукавством и двойственностью. Но еврей вступил в эту опасную борьбу с той сдержанной энергией и той холодной, рассчитанной отвагой, которая составляла сущность его характера. Новый кубок благородного ливанского вина послужил скреплению знакомства с гостем, и Элеазар с большим тактом сумел вызнать у бретонца все сведения, какие только тот мог дать относительно обыкновений и обхождения его противника – трибуна, делая вид, что просто продолжает любезный разговор хозяина со своим посетителем. Несмотря на то что Эска часто был рассеян благодаря Мариамне, его ответы были чистосердечны и откровенны, как и его характер. Он сам не очень любил Плацида и питал к трибуну ту инстинктивную антипатию, какую чувствует честный человек к пройдохе.

Тем временем Калхас снова взял свой манускрипт, на который его брат изредка кидал презрительные взоры, хотя читающий был для него лицом, больше всех любимым и уважаемым на земле. Мариамна, занятая различными хозяйственными делами, украдкой взглядывала на красивое лицо и изящный стан своего избавителя и казалась очень счастливой вследствие его присутствия. На мгновение их глаза встретились, и еврейка покраснела до ушей. Между тем время быстро шло, наступала ночь, ливанское вино подходило к концу, и Эска поднялся, чтобы проститься со своими хозяевами.

– Ты оказал мне редкую услугу, – сказал Элеазар, опуская в то же время руку за пазуху и вынимая из-под своей грубой одежды весьма дорогой камень, – такую услугу, за которую нельзя воздать ни подарками, ни словами благодарности. Но все-таки я прошу тебя хранить эту драгоценность на память об еврее и еврейской девушке, происходящих от народа, не умеющего ни извинять неправды, ни забывать благодеяния.

Эска покраснел, и печальное, почти гневное выражение появилось на его лице, когда он отвечал:

– Я ничего не делал ради того, чтобы заслужить благодарность или награду Отбросить прочь евнуха или защитить женщину в таком городе, как наш, не заслуживает ни той, ни другой. Пожалуйста, возьми назад свою драгоценность. Всякий другой человек на моем месте сделал бы то же самое.

– Да, но всякий другой не сделал бы этого так успешно, – отвечал Элеазар, окинув одобрительным взором мускулы своего друга. В то же время он спрятал драгоценность за свою одежду, не показывая вида, что отказ ему неприятен.

Без сомнения, старик охотно отдал бы эту безделушку, но, как только оказалось, что Эска в ней не нуждается, он предназначил ее для иного употребления. Драгоценные камни и золото всегда нашли бы себе место в Риме.

– По крайней мере, позволь мне дать тебе охранный лист, чтобы ты мог возвратиться домой, – прибавил он. – Теперь поздняя ночь, и я буду неспокоен, потому что ты можешь пострадать за то, что сделал для нас.

На этот раз Эска засмеялся. Гордый своей силой, он считал невозможным, чтоб ему пришлось нуждаться в чьем-либо покровительстве или помощи. Он распрямил свои широкие плечи и вытянулся во весь рост.