Гладиаторы по закону - [7]

— Так что? — не унималась девушка.

— Я же сказал, что у меня нет разрешения на то, чтобы заниматься делами корпораций.

— Вы думаете, нам это неизвестно? — высокомерно произнесла девушка. — Мы тут раскопали одного старца, у которого такой патент имеется. Сам он уже не может работать, но мы можем воспользоваться его именем в качестве нашего поверенного в судебном разбирательстве.

«Мм-да…»

— Это интересно… — туманно начал Чарльз, но девушка тут же перебила его:

— Естественно, Мандин. Вы все-таки дадите ответ? Да или нет?

Дворкас снова просунул голову в дверь.

— Мандин, я ужасно извиняюсь, но мне на некоторое время нужен кабинет. Почему бы тебе и твоим друзьям не пойти пропустить по чашечке кофе?

У Хуссейна, на противоположной стороне улицы, было полно посетителей, но они нашли себе столик в проходе.

Пожилые посетители с тупым, оскорбляющим любопытством рассматривали странное лицо Дона Лавина. Молодые парни в высоких шляпах с широченными полями, взглянули один раз и быстро отвели глаза. Чего там глазеть на человека, который явно был кондиционирован. Не больше, чем в старину глядели бы на отрезанные уши пойманного грабителя или расспрашивали у евнуха, каково ему теперь. На Норму Лавин вообще не смотрели. Что молодые, что старые посетители равнодушно смотрели мимо нее.

К ним подошел сам Хуссейн.

— Имею удовольствие видеть вас, мистер Как-вас-там, — сияя, произнес он. — Что вам угодно?

— Кофе, пожалуйста, — сказал Мандин. Дон Лавин отсутствующе покачал головой. Норма промолчала.

— Мануш для дамы? — вежливо спросил Хуссейн. — Только из Мексики, на этой неделе. Очень крепкий. Мяту, клубнику, виноград?..

— Нет, — ледяным тоном отрезала Норма. Хуссейн, сияя, отошел. Он нанес сложное тройное оскорбление — назвал дамой, предложил ей наркотик, традиционно любимый мусульманками, которым отказано в любовных утехах из-за уродства или возраста.

Мандин скрыл, что нервничает, разглядывая часы.

— У нас около десяти минут, — сказал он. — Если вы сумеете растолковать мне, что у вас на уме…

Кто-то, проходя по проходу, споткнулся о ногу Дона Лавина.

— Прошу прощения, — задумчиво сказал Лавин.

— Какой смысл ставить мне подножку? — спросил скучающим тоном крупный мужчина с умным насмешливым лицом, здешний полицейский.

— Слушайте, мистер, — поспешно произнес Мандин.

— Извините его, — пробормотала Норма Лавин.

— Я, кажется, разговариваю вот с этим джентльменом, — сказал полицейский и повторил вопрос, обращаясь к Дону Лавину.

— Я сказал, какой смысл ставить мне подножку? Вы что, ненавидите полицейских?

— Я действительно очень сожалею о случившемся, — произнес Лавин. — Пожалуйста, примите мои извинения.

— Не примет, — тихо сказала Норма Лавин, наклоняясь к Мандину.

— Мистер, — резко вмешался Мандин, — все было случайно. Я Чарльз Мандин. Бывший кандидат от республиканцев по двадцать седьмому округу. Я могу поручиться за этого джентльмена.

— Да, ваша честь, — сказал полицейский, взяв под козырек. Затем повернулся к Лавину. — Может быть, вы, ненавистник полиции, покажете свои документы?

Лавин вынул бумажник и разложил на столе бумаги. Полицейский проверил их и стал бормотать:

— Жуть. Жуть. Согласно страховой книжке, вы Дональд У.Лавин, но по удостоверению избирателя вы Дон Лавин, без всякого «У». И по вашему призывному свидетельству вы числитесь за Омахой. Но прописаны в Кошоктоне, штат Огайо. Скажите мне, вы уведомили Омаху в том, что живете в Кошоктоне?

— Разумеется, уведомил, — быстро произнес Мандин.

— Мне чрезвычайно жаль, мистер, — мечтательно протянул Лавин, — но я этого не сделал. Я зарегистрировался в призывном пункте в Омахе, так как мне случилось находиться там, когда мне исполнилось восемнадцать лет. Я просто не мог иначе.

Полицейский решительно собрал документы и произнес:

— Пройдемте со мной, Лавин. Ваша карьера в качестве преступника зашла достаточно далеко. Какая удача, что я споткнулся о вашу ногу.

Мандин заметил, что он уже и не пытается притворяться, будто ему подставили подножку.

— Мистер, — сказал он, — я записываю номер вашего значка. Я намерен рассказать своему доброму приятелю Делу Дворкасу об этой нелепице. Вскоре после этого вы окажетесь пешим патрульным в Белли-Рэйв — с двух до десяти часов. Если только не соизволите извиниться и убраться отсюда.

Полицейский ухмыльнулся и пожал плечами.

— Что я могу поделать, — он беспомощно развел руками. — Я преданный Джаварг. Когда я вижу нарушение закона, моя кровь вскипает. Пойдем, опасный Дон!

Лавин кисло улыбнулся своей сестре, которая сидела, нахмурившись, как туча, и поднялся.

Мандин весь затрясся от гнева.

— Не беспокойтесь, — сказал он, обращаясь к Норме Лавин. — Я вызволю его из участка после собрания. А этот полицейский пожалеет о том, что вообще на свет родился.

— Ничего. Я сама. Пять раз за эти три недели. Я к этому уже привыкла.

— Разве можно? — взорвался Мандин.

Подошел Хуссейн с маленькими чашечками кофе.

— Хороший парень, этот Джимми Лайонс, — произнес он. — Я имею в виду полицейского.

— Кто он такой? — резко спросил Мандин.

— Человек участкового. Его здесь все знают. Форма у него обычного патрульного. Но если вы говорите с Джимми Лайонсом, все будет передано слово в слово самому начальнику участка. Если заплатишь отступного, а через два дня другой полицейский потребует еще, станет вымогать больше, стоит только шепнуть Джимми, и этого прыткого фараона тут же переведут в Белли-Рэйв. Или куда-нибудь еще похуже. Вы знаете, — Хуссейн доверительно улыбнулся, — до того, как я переехал в Америку, мне говорили, что здесь все не так, как в Ираке. Но оказалось — никакого отличия.