ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР - [22]

Когда температура обсуждения поднялась до критической, я взял слово. И начал увещевать самых нетерпеливых, говоря им, что не стоит пытаться объять необъятное, что невозможно решить моментально все насущные проблемы, накопившиеся в стране, что решать их надо поэтапно, сначала уяснив для себя хотя бы самые основные особенности такого нового для всех феномена, как большой союзный парламент. Сказал я несколько слов и в защиту перестройки с ее главным застрельщиком, при этом хорошо помня, понимая и принимая слова нашего замечательного писателя Юрия Бондарева, произнесенные им на XIX Всесоюзной партконференции (в 1988 году) и ставшие тогда крылатыми: «Наша страна оказалась в положении поднявшегося в воздух лайнера. Летим на большой скорости. Аэропорт, с которого мы поднялись, остался позади, возврата туда нет. Но в каком летим мы направлении?.. Какой аэродром нас примет?!. Никто не знает». (Здесь уместно отметить, что фамилия именно этого прославленного литератора стояла первой в знаменитом «Слове к народу», опубликованном в «Советской России» менее чем за месяц до создания ГКЧП). С ответной речью на том собрании Московской группы выступил Марк Захаров. Он эдак полупрезрительно кивнул в мою сторону и изрек: «Я вот этого товарища послушал, и на меня как будто тридцать седьмым годом повеяло». Горбачев, по своему обыкновению, отмолчался, однако, как впоследствии выяснилось, на него мое выступление произвело благоприятное впечатление. И это во многом предопределило мою дальнейшую судьбу.

Во время работы последнего съезда КПСС (в июле 1990-го), проходившего в Кремле, меня вдруг, нежданно-негаданно пригласили Горбачев и другие партийные руководители для важной беседы. Встретились там же, во Дворце съездов. Генсек мне: «Мы решили избрать тебя секретарем ЦК и членом Политбюро». Я ему в ответ: «Спасибо за доверие, Михаил Сергеевич, но меня совсем недавно избрали председателем ВЦСПС. А мы, профсоюзы, пусть по большому счету и формально, но тем не менее провозгласили свою независимость от всех политических партий, в том числе и от КПСС. Как же, оставаясь руководителем профсоюзного объединения, я смогу войти в руководство компартии?»

— Уходи из профсоюзов.

— Хорошо, уйду. А чем мне предстоит заниматься в партии?

— Вопросами экономики.

— Это не мое, Михаил Сергеевич. Вам для решения экономических вопросов гораздо больше Строев подходит.

— А чем ты занимался в профсоюзах?

— В последние годы международными делами в основном.

— Ладно, будешь и в КПСС международный отдел курировать.

— Но у вас для этого Фалин есть.

— Ничего, ничего. Будешь при Фалине «Сусловым»...

Так я оказался в Политбюро и ЦК КПСС.

Это было непростое для меня решение... Сейчас положение сложное и в самой партии, и вокруг нее. Отношение к ней в значительной степени в обществе изменилось... Идет, я бы сказал, плата по тем векселям, которые в свое время выдавались и, к сожалению, оказались неоплаченными.

Прошло пять лет перестройки. На первом этапе, когда руководство партии определило курс на ускорение социально-экономического развития страны, на перестройку, были выданы, я считаю, достаточно легковесные обещания вывести страну из того тупика, в котором она оказалась в течение двух-трех лет. Чудес в политике и экономике не бывает. И естественно, что иллюзии, которые были посеяны, сейчас рушатся, потому что положение не улучшается, а ухудшается. На внутреннем потребительском рынке, в экономике, да и в целом в стране. Речь идет фактически о тотальном кризисе в обществе... Вот эта обстановка нестабильности, по множенная на пустые прилавки магазинов, приводит людей к тому, что они задают себе вопросы: что нам дала перестройка? Кто виноват в этой ситуации? Естественно, первыми виновниками они видят ЦК, всю партию, поскольку именно она начала перестройку...

(Из интервью Г. Янаева газете «Труд», опубликованного 17 июля 1990 года)

Оставляя работу профсоюзного начальника, собрал в течение недели пленум ВЦСПС и, как водится, выступил перед коллегами с прощальной речью. Они же набросились на меня с упреками, обругали «ренегатом» (может, каким-то другим словом, но близким по смыслу), намеревались было лишить депутатского мандата (кандидатом в депутаты я был выдвинут от ВЦСПС).

Как мог, растолковал им ситуацию со своим уходом: «Чего ругаетесь, товарищи. Ведь иду на корабль, который не просто дал течь, а опасно накренился. Ну кто из вас, профсоюзных деятелей, согласится ныне идти на работу в партию? Никто. Поймите меня правильно. Я коммунист. Мои воспитание и мировоззрение строились на определенных принципах, на известной всем вам партийной дисциплине. Это раньше член Политбюро и ЦК КПСС был сиятельным вельможей и его портреты на праздничных демонстрациях носили трудящиеся, сейчас же все совсем по-другому...».

В общем, освободили меня от должности председателя ВЦСПС. Однако на состоявшемся вскоре после этого съезде профсоюзов, на который я решил не идти, вопрос о моем перемещении на партийную работу бывшие сослуживцы подняли вновь. Но, как говорится, поезд к тому времени уже ушел...

А через некоторое время Горбачев предложил мне возглавить... Гостелерадио. Тогда уж я буквально взмолился: