Гитлер был моим другом - [66]

– Вы шутите, мой фюрер!

Вот когда разразился гром!

– Черт побери, шучу?! Если вы зовете себя спортсменом, почему вы не встретитесь со зверем в поединке на равных? Если вы, господин опытный охотник, подниметесь против вепря и убьете его копьем, тогда я выражу вам свое восхищение. Если этот толстый старик, издатель Мюллер, побежит за зайцем и поймает его собственными руками, я похвалю его за отличную спортивную сноровку. Я готов глубоко уважать человека, который смотрит в глаза тигру, напавшему на него в джунглях, но презираю притворного Нимрода[14], который, пользуясь сезоном спаривания, стреляет из-за дерева в какого-нибудь ничего не подозревающего зверя, пришедшего к своей самке! – К этому времени он успел рассердиться не на шутку. – С этой минуты я запрещаю всем ведущим членам партии приглашать или принимать любые приглашения на охоту, если это не входит в его профессиональные обязанности! Я дам указание министру юстиции изменить наказание за браконьерство! Я прикажу Гиммлеру освободить всех браконьеров и сформировать из них войска стрелков-егерей для защиты диких животных!

Выпустив пар, он благополучно обо всем забыл.

Глава 10 СТАВКА ГИТЛЕРА – И МОЯ

За исключением «Фельзеннеста» в Эйфеле, все ставки Гитлера носили названия, так или иначе связанные с волком – «Вольфшанце», «Вервольф», «Вольфсшлухт»[15], – по той причине, что в начале политической карьеры Гитлер пользовался псевдонимом Вольф – «волк».

В этих ставках приглашение на «вечернюю» чашку чая обычно приходило часа в три ночи, после того, как заканчивалось обсуждение донесений о последних событиях. Как правило, присутствовало очень немного народу: адъютанты и секретари Гитлера, врач и офицер связи от Риббентропа или Гиммлера, который в тот момент оказывался в ставке. Гитлер об этом не знал, но офицеры получали задание от своих шефов сообщать обо всех подробностях того, что происходило в ближайшем окружении фюрера.

Простые, но удобные и снабженные всем необходимым апартаменты, в которых помещался я, состояли из гостиной, спальни и ванной, а чтобы мне не так скучно было коротать многие свободные часы, мне также предоставили радиоприемник. В подобных помещениях рядом со мной жили профессор Морелль, адмирал Фосс, адъютант Геринга генерал Боденшатц и обергруппенфюрер Вольф, адъютант Гиммлера и человек, который позднее в Италии сделал первую попытку к заключению мира. Что касается работы, то в ставке я занимался исключительно тем, что фотографировал офицеров и награждаемых.

Личные апартаменты Гитлера находились глубоко под землей под цементной крышей толщиной восемь метров, темные, лишенные окон и свежего воздуха; круглые сутки они освещались электричеством, и воздушный насос изо всех сил старался поддерживать здоровую атмосферу.

Я просто сидел и ждал, пока Гитлер пошлет за мной, чтобы пообедать или поговорить. Мы разговаривали по большей части среди ночи, и часто к тому времени, как я выходил из убежища фюрера, солнце уже высоко стояло в небе, и я бросался на кровать сонный, измотанный и в жутком настроении.

Жизнь в этом внутреннем кольце была и скучной, и изматывающей. Пока мы продолжали ужинать вместе с Гитлером, всегда была возможность услышать что-то интересное, но, как только он решил ужинать в одиночку, скука достигла своего зенита.

Мы жили в полной изоляции, за исключением редких появлений тех, кто приезжал, чтобы лично из рук Гитлера получить Рыцарский крест с алмазами, мечами и дубовыми листьями. Хотя в большинстве своем эти герои рисовали ситуацию на фронте самыми розовыми красками, все же некоторые из них, к большой досаде Гитлера, рассказывали обо всем откровенно. После их ухода он говорил, что любой человек видит положение только на своем маленьком участке фронта и, конечно, ему не стоит и пытаться рассуждать о положении на фронте в целом.

Часто в ставке бывал фельдмаршал Роммель, о котором Гитлер сначала был самого высокого мнения. Я помню, как сфотографировал Роммеля, когда он явился, чтобы доложить о провалившемся наступлении на Египет летом 1942 года. Между прочим, Роммель был единственным, кому Гитлер разрешил говорить с иностранными журналистами в Берлине. После сокрушительного поражения в Эль-Аламейне, которое Роммель понес от генерала Монтгомери, он понял, что его положение в Северной Африке невыгодно для обороны, и тут же полетел в ставку фюрера – и на этот раз получил очень холодный прием.

Много раз в ставку являлись ведущие военачальники – фон Браухич, фон Рундштедт, фон Лееб, Маннергейм, Гудериан, отстраненный от командования, и Хепнер, отставленный из армии лично Гитлером, но я только фотографировал их, а больше никак с ними не соприкасался.

Когда зимой 1941 года немецкие армии стали увязать в снегу и страшном морозе у врат Тулы и Москвы, разразился скандал из-за того, что зимняя форма войск не соответствовала реальным условиям. Гитлер немедленно принялся за дело и лично спроектировал одежду, которую нужно было запустить в производство, но к тому времени, как она пошла в серию, было уже слишком поздно, и много тысяч солдат умерли от обморожения.