Гитлер был моим другом - [57]

– Я гражданин Швейцарии, и я заплатил за картину значительную сумму, – не сдавался швейцарец, – мне и в страшном сне не приснится, что я кому-то ее отдам – ни вам, ни кому другому!

Американцы выложили свой последний козырь.

– Картина поддельная! – сказали ему.

На что получили лаконичный ответ:

– Мне наплевать, подделка это или нет. Она интересна мне тем, что когда-то принадлежала Гитлеру!

Однажды Геббельс пришел к Гитлеру, и доктор заметил среди картин одно полотно кисти Левита, которое, как сказал ему Гитлер, подарил ему я.

Геббельс очень внимательно рассмотрел картину.

– Великолепное произведение, мой фюрер, – сказал он, бросив злобный взгляд в мою сторону. – И неудивительно, ведь Левит, конечно, один из самых талантливых еврейских художников!

– Именно! – сказал Гитлер, смеясь. – Поэтому я его и повесил!

Больше всего Гитлер любил дарить на дни рождения, юбилеи и другие торжественные даты ближайшим соратникам и ведущим функционерам партии, правительства и вооруженных сил ценные картины. Из своей весьма обширной коллекции он выбирал работу, которая по сюжету каким-то образом подходила к характеру, привычкам и профессии получателя.

Дорпмюллер, тогдашний министр транспорта и связи, получил на свой семидесятилетний юбилей пейзаж Шпицвега с железной дорогой; Онезорге, министр почты, «Старую почтовую карету» Пауля Хея. Адмиралу Редеру Гитлер подарил «Битву на море» Виллема ван де Вельде; Герингу, страстному охотнику, «Сокольничего» венского художника Ганса Макарта. Доктор Лей получил в награду «Бражничающего монаха» Грюцнера, а для Геббельса в качестве свадебного подарка Гитлер выбрал «Вечный медовый месяц» Шпицвега.

Гитлер проводил четкую границу между теми картинами, которые приобретал в частном порядке в основном у мюнхенских и берлинских торговцев живописью или на аукционах, и теми, которые были конфискованы в ходе кампании по «охране» принадлежавших евреям предметов искусства, проводимой Розенбергом и его подручными. Последние он отказывался принимать в свою частную коллекцию.

Альфред Розенберг, у которого была штаб-квартира в Париже, посчитал, что доставит Гитлеру огромное удовольствие, презентовав ему два чрезвычайно ценных произведения; одно из них – знаменитый «Астроном» Вермера из галереи Ротшильда, а другой – не менее известная «Мадам Помпадур» Буше из собрания Лувра.

Каждый раз, когда Гитлер приезжал в Мюнхен из Берлина или из ставки, первым делом он посещал «Фюрербау», чтобы осмотреть картины, которые недавно приобрел или которые предложили ему продавцы. В один такой визит дворецкий передал ему две картины, присланные Розенбергом. Гитлер, прекрасно понимая, что им нет цены, был, однако же, чрезвычайно недоволен. Сделав презрительный жест, он повернулся к растерянному дворецкому.

– Скажите Розенбергу, – сухо сказал он, – что я не привык получать подобные подарки. Эти картины должны находиться в галерее, и судьба их будет решена, когда окончится война!

Гитлер считал, что искусство должно занимать исключительное место в жизни Третьего рейха. Живущим художникам нужно дать все возможности для развития таланта – разумеется, тем из них, кто разделяет здоровые и признанные академические принципы. Но он так же твердо был намерен вести беспощадную войну с дегенератами. Однако Геббельс, которому Гитлер доверил управлять Имперской палатой изобразительного искусства, старался сделать искусство прислужницей своей политической деятельности.

Он дал указание президенту академии Адольфу Циглеру изъять из всех немецких галерей все картины, неприемлемые для национал-социалистического режима, и собирался их сжечь!

Когда я услышал об этой безумной идее, то тут же бросился в рейхсканцелярию.

– Этого просто нельзя допустить, герр Гитлер! – воззвал я к нему. – Даже с точки зрения вашей собственной культурной политики уничтожать эти творения было бы актом безответственного вандализма! Да ведь на них обязательно найдутся покупатели за границей, и с их продажи можно получить уйму денег в иностранной валюте! Вы могли бы даже организовать обмен картинами с иностранными галереями, потому что среди приговоренных полотен есть картины Франца Марка, Ловиса Коринта, Либермана, Гогена, Ренуара и Ван Гога!

Я продолжал доказывать, и мне таки удалось убедить его в том, что такое огульное уничтожение картин – чудовищная глупость. Гитлер приказал Геббельсу назначить комиссию для рассмотрения вопроса. В большинстве в нее вошли торговцы произведениями искусства, и от Гитлера я получил указание посещать заседания комиссии.

– Мне доставит огромное удовольствие, – сказал он, – если вам удастся сменять Пикассо или Пехштейна на Дюрера и Рембрандта!

Восторженное отношение Гитлера к искусству сообщилось и другим лидерам Третьего рейха с Герингом в первых рядах. Однако Геббельс и Риббентроп не собирались отставать и тоже отправляли своих агентов на все крупные художественные аукционы. Они так яростно повышали ставки, стараясь обскакать друг друга, что большинство картин продавались гораздо дороже, чем того заслуживали, и это соперничество несколько раз оканчивалось весьма забавными эпизодами.