Гири - [153]

— Могу это желание только приветствовать.

— У меня в Мериленде есть загородный дом. Почти круглый год пустует. Дурак я! Вот где жить-то надо человеку!

Спарроухоук дотянулся до ножа, которым вскрывают конверты.

Ему было до смерти скучно проводить время за разговором с этим недоноском. Раттенкаттер даже не знал, что представляла собой опасность, а уже поджал хвост. Действительно дурак! Попробовал бы он иметь дела с макаронниками!..

Спарроухоук сказал:

— Похоже, супруга зовет меня к ужину. Хорошо сделал, что позвонил.

— Слушай, у тебя есть мой телефон. Если услышишь что-нибудь, — что-нибудь, о чем мне следовало бы знать, — тут же позвони, о'кей?

— Буду всегда на связи. Чао.

Спарроухоук улыбнулся.

Вдруг до него донесся звон разбитого стекла с кухни... Это окно... Сторожевые псы, бегавшие вокруг дома, мгновенно залились зверским лаем. Шум подняли такой, что сразу стало ясно: на территорию вторгся нарушитель.

Спарроухоук мгновенно был на ногах. В руках у него блестел на солнце ствол «Магнума», выхваченного из левого ящика стола.

Вместе с холодной испариной пришло отрезвление.

— Пап, что это было?

Спарроухоук бросился бегом на кухню.

— Понятия не имею! Куда ты?

— В столовую. Я накрываю на стол. Мам?

Спарроухоук вылетел на порог кухни раньше своей дочери. То, что он там увидел, потрясло его настолько, что он тут же бессильно осел вниз по косяку и выронил из рук оружие.

— О, боже! О, боже! О, боже! — повторял он.

На полу, покрытом линолеумом серого оттенка, лежала истекающая кровью Юнити Спарроухоук. Ее глаза неподвижно были устремлены в потолок. Стрела с сине-белым оперением вошла сбоку в шею и вышла с противоположной стороны.

Валерия ринулась мимо отца на кухню, резко замерла на месте, схватилась руками за лицо и через несколько секунд уже, рыдая в голос, повалилась рядом со своей матерью.

— Мам? Мам? Ма-ам? О, боже! Мам, ответь мне! — Она обернулась на Спарроухоука. Во взгляде ее было безумие. — Надо срочно отвезти ее в госпиталь! Помоги! Мы должны что-то делать!

Спарроухоук почти ничего не соображал. В голове у него стоял туман. Но он отрицательно покачал головой.

— Слишком поздно.

Он слишком много видел в своей жизни разных смертей, чтобы машинально, с первого взгляда определять безнадежность положения.

Он подошел к дочери на ватных ногах и поднял ее с пола.

— Она умерла. Мама умерла.

Валерия уже потеряла над собой контроль. Она стала вырываться и кричать:

— Нет! Нет! Ты лжешь! Мы должны отвезти ее!..

Через минуту она сломалась. Прижимаясь к отцу изо всех сил, она только рыдала. Она ненавидела отца за то, что он сказал о смерти матери, она ненавидела сейчас саму жизнь за то, что она так жестока, оскорбительно, унизительно жестока до самого своего конца.

Спарроухоук прижимал дочь к себе, склонив голову ей на плечо. Собственные слезы жгли ему щеки. А внутри распространялся холод. Холодная ледяная пустота. И она медленно подбиралась к сердцу.

Догадка была невероятна, но он знал, что не ошибся.

Он поднял голову, воздел глаза к потолку и закричал:

— Юнити!

И снова прижался к дочери.

Валерия слышала, как отец слабо прошептал:

— За что, Робби?.. За что?..

* * *

— Мне очень жаль, мисс Спарроухоук. Примите мои искренние соболезнования, — проговорил Деккер.

— Валерия, — представилась она и с любопытством осмотрелась вокруг. Дежурное отделение в этот час было почти пустым. — Совсем все не так эффектно, как показывают в кино...

Он также огляделся вокруг себя.

— Картины засижены мухами, окна не мыли в течение нескольких лет, батарея течет... И вообще, мне кажется, что много дней назад за нее заползло что-то и там подохло... Во всяком случае на это, по-моему, указывает запах. Впрочем, наше дежурное отделение типично и мало чем отличается от любого другого дежурного отделения в Манхэттене. Комната ежедневного и массового пользования.

На дворе стоял Сочельник. Деккер задержался сегодня на работе вместе с двумя другими детективами. Все трое уже собирались с минуты на минуту уходить. Но вдруг зазвонил телефон. До этого он уже имел удовольствие разговаривать с Валерией Спарроухоук по телефону дважды, теперь она позвонила в третий раз и попросила встречи с ним.

За десять дней до этого была жестоко убита ее мать. Стрелой со стальным наконечником. Власти посчитали, что это просто необычный несчастный случай: какой-нибудь охотник на оленя неверно прицелился. «Охотника», конечно же, не нашли. Поскольку не было никаких арестов и никакого расследования, дело заглохло.

Она сказала:

— Спасибо вам за то, что вы нашли немного времени для меня.

— Не за что.

Она была красива. Но скованна, вся напряжена. Темные круги под глазами, пальцы, теребящие носовой платок, глаза, смотрящие во все стороны одновременно.

— Мой отец не станет говорить на эту тему, — сказала она. — Но он подозревает Робби Эмброуза. Я слышала, как он упомянул его имя буквально через несколько минут после того, как мама умерла... И упомянул его именно в этой связи... Но после этого он уже больше ни разу не вспоминал Робби. Я думала, что после того, как мы вернемся из Англии, где маму хоронили, он откроется мне. Но...

Она пожала плечами и беспомощно улыбнулась Деккеру. В этой улыбке была мольба.