Гипноз. Скрытые глубины: История открытия и применения - [45]

1784 год — кризис месмеризма

К этому времени Месмер, по-видимому, вовсе отказался от желания официального признания или же просто ждал своего часа. Однако д’Эслон, жаждущий получить дополнительную рекламу своей клиники, добился успеха там, где потерпел неудачу Месмер. В результате его запросов 12 марта 1784 года Людовик XVI назначил комиссию от медицинского факультета, к которой присоединились также и некоторые члены Академии наук. В их задачу входило исследование животного магнетизма, а в качестве объекта исследования они выбрали клинику д’Эслона — не Месмера. Месмер протестовал, но ничего не добился, поскольку они собирались изучать сам животный магнетизм, а не личности врачей. В конечном итоге тот факт, что комиссия пришла к д’Эслону, а не к Месмеру, оказался на руку последнему. После отчета комиссии практиковать животный магнетизм было запрещено, но юридически это не могло относиться к Месмеру, поскольку не его работа проверялась. Он же постоянно убеждал всех, что обладает большей магнетической силой по сравнению с остальными людьми и поэтому лечит лучше.

Председателем комиссии был избран семидесятивосьмилетний Бенджамин Франклин: он являлся одним из дипломатических представителей недавно признанной страны, Соединенных Штатов Америки, во Франции. Вследствие преклонного возраста он исполнял скорее почетную, чем активную роль, однако некоторые заседания комиссии проходили у него дома в Пасси. Заместитель председателя, астроном и государственный деятель Жан-Сильвэн Байи, впоследствии исполнял обязанности мэра Парижа, пока не погиб на гильотине. Также в комиссию вошел знаменитый химик Ангуан-Лорен Лавуазье; среди его наиболее известных достижений — выделение кислорода из воздуха, установление принципов расчета атомных весов химических элементов и классификации химических соединений. В первые годы Французской революции он работал сборщиком налогов в Париже, но попал на гильотину по сфабрикованному обвинению о якобы имевшем место специальном затоплении запасов табака. Имена остальных членов комиссии (всего их было девять) не дошли до наших дней, упоминания заслуживает только Жозеф-Игнас Гийотен, избежавший обезглавливания собственноручно изобретенным механизмом исключительно благодаря смерти Робеспьера.

Франклин и его коллеги по комиссии являлись членами Парижской масонской ложи «Девять сестер» («Neuf Soeurs»). Членство в ней одновременно означало принадлежность к мистической ложе «Любовь к истине» («Philalethes»), гроссмейстер которой, Савалет Деланж, созвал международную конференцию по оккультному применению месмеризма в том же самом месяце, когда комиссия собралась. Из провинции уже поступали сообщения о способности магнетизированных людей к ясновидению. Так было подготовлено поле битвы между эмпиризмом и совокупным знанием, с одной стороны, и заявлениями о том, что при помощи месмеризма человек становится восприимчивее к гораздо более всеобъемлющим познаниям — с другой.

То, как комиссия обошлась с месмеризмом, производит впечатление работы мясника. Разумеется, в отчете можно обнаружить просчеты. В нем показано, что никакого магнетического флюида не существует, но проигнорирован вопрос о том, как же Месмеру и д’Эслону удалось вылечить столь многих людей. Члены комиссии не захотели беспокоить именитых клиентов д’Эслона — «Избранных пациентов нельзя напрямую расспрашивать о болезни, не рискуя оскорбить их» — и потому эксперименты ставили на себе, однако все они были здоровы и не почувствовали никакого эффекта. Но это ничего не доказывает, ибо, выражаясь языком Месмера, их флюид и так уже находился в равновесии. Члены комиссии пытались также самостоятельно магнетизировать других людей, но поскольку являлись скептиками, то не обладали целительной силой внушения, поэтому не удивительно, что у них ничего не вышло. Они предположили, что излечение происходит спонтанно, и решили, что конвульсии вредны и, более того, могут войти в привычку больного. Это заявление тут же нашло отражение в литературе того времени, например, в комедии 1784 года «Бакет здоровья» — одна героиня спрашивает другую, стало ли ей лучше, и та отвечает: «Много лучше, мадам. Раньше у меня никогда не бывало больше одного кризиса в неделю, теперь они наступают по два раза в день».

Трудно не упрекнуть комиссию в близорукости. Им были доступны сотни свидетельств об излечениях. И изучить эти свидетельства было бы стоящим и благородным делом. Как позднее жаловался маркиз де Пюисегюр, комиссия полагала, что факты ничего не доказывают. Ну да, они посчитали животный магнетизм бессмыслицей, но ведь нечто помогало людям выздороветь, и как ученым им следовало разобраться, в чем же дело, как минимум, они могли бы принять во внимание силу внушения. Проблема, по большому счету, заключалась в том, что они считали себя учеными, которым поручено исследовать существование гипотетической субстанции, а не врачами, проверяющими эффективность нового метода лечения. Применительно к ситуации замечательно подходит следующее выражение: «Наука — это продукт любознательности, но опытный ученый нередко оказывается наименее любознательным из смертных, ибо задает себе слишком строгие условия».