Гипно Некро Спам - [6]

Aди затянулся. Затушил окурок в ведре. Ведро звякнуло ручкой.

– Воот… Он, короче, по-своему придумал. Заводит будильник на пять минут, ставит на берегу и плывёт. Потом будильник звонит, он слышит и плывёт обратно. И жил себе, короче, такой повар…

Раста и Свят посмотрели на Aди.

Aди пожал плечами. Но голос его остался прежним.

– Повар… Этот повар много где работал… Даже делал еду для космонавтов… На Байконуре… В тюбиках… Но, короче, спился потом… Жил в деревне… Потом работал трактористом там… Или комбайнёром… Вот. А потом ехал мимо деревни капитан дальнего плавания. И, короче, задавил зайца своим джипом. А тут комбайнёр. На здоровенном красном комбайне. Тормозит. Спускается из-под самых небес из золотой кабины и готовит этого зайца. На костре…

Раста и Свят посмотрели друг на друга.

– А капитан поел этого зайца, и такой: «У! Вкусно! Хочешь быть коком на огромном океанском лайнере?» Ну комбайнёр – повар, типа: «Хочу»… Вот… Едут они в порт. Садятся на корабль. Отплывают. А скоро, короче, команду кормить. Воот… А повар же бухал годами… Ну и его, короче, трусит всего… Он думает: «Надо не пропустить обед же».

И, короче, ставит будильник себе, чтоб не пропустить, когда обед… Ну и типа тусуется по кораблю… Вооот… А тут типа слепой пловец пришёл на пляж тренироваться, завёл свой будильник и поплыл. Плывёт себе. Слышит через время:

– Дзиииинь!!!!!!!!

Ну и плывёт на звонок.

А это корабль. С тем поваром. Он, короче, плывёт за кораблём. Устаёт, тонет. И тут звонит будильник на берегу. И, короче, получается:

Звонок.

Смерть.

Звонок.

Раста и Свят смотрят друг на друга. Кивают. Одобрительно.

Камень. Ножницы. Бумага.

Через месяц их шестеро.

Aди.

Раста.

Свят 777.

Спирохета.

[Ф] Ольга.

FFБокоFF.

Они стоят возле ведра в геометрическом центре пола Русской Редакции @chtung (!) и курят синий «Житан».

До первого номера с откровенным интервью дочерей позапрошлого президента внутри и «Пи$$тонами» на обложке – ещё полтора месяца.

– Автомобиль, – говорит Спирохета.

– Смерть, – говорит Раста.

– Бешенство, – говорит БокоFF.

Камень. Ножницы. Бумага.

Сегодня очередь Свята.

Он берётся обеими руками за голову, сминая «афро».

Произносит после продолжительной паузы:

– Один чувак всю жизнь копил бабки. Всю жизнь. Сначала на марки (ну он типа собирал марки… В школе…), потом на пластинки музыкальные… потом очень долго копил на электрогитару. А потом в три раза дольше на зарубежный спортивный автомобиль. За это время успел закончить институт. Жениться. Развестись. Жениться. Развестись. Но вот наконец-то жениться по любви. В третий раз. И тут как раз накопил на машину. Покупает зарубежный спортивный автомобиль своего любимого цвета, сажает в него любимую жену и едет по дороге. Вдоль областной тюрьмы. А потом опасный поворот. И влетает он на огромной скорости в «КАМАЗ». Всмятку. Жена сразу насмерть. Но он не знает об этом. Он переживает своё. Сильный удар. Боль, впившуюся ржавыми крючьями во все тело. Он чувствует её ВСЕМ телом. Он может только чувствовать. Потому что не может ни увидеть ничего, ни сказать. Он чувствует сначала сильную боль. Потом тупое ватное онемение. Потом белые облака Бессознания. Потом он чувствует осторожные прикосновения. Чувствует тысячами обнажённых нервов на поверхности своего тела. Прикосновения.

Он ничего не видит.

Только чувствует.

Он чувствует, что проваливается в сон.

И что просыпается.

Он чувствует, что его кормят.

Он ничего не видит.

И снова засыпает. И просыпается. Ничего не может произнести своим непослушным языком.

И однажды понимает, что он слышит.

Слышит.

Заботливые голоса. Успокаивающие нотки в них. Нежность и ласка.

Он слышит это и чувствует: Ласку, Нежность, Заботу.

И однажды

Видит.

Он открывает вдруг глаза и видит мужчину. Мужчина говорит что-то, улыбаясь. Но сквозь шум в ушах слова различать не получается.

[вперёд]

Через время он начинает понимать пятую часть того, что ему говорят. Интуитивно улавливать (ухватывать) смысл интонаций этого неизвестного, но такого знакомого Языка… Но у самого никак не получается произнести и слова: его Язык – словно верёвка во рту. Не слушается его. И он спит, ест, благодарно принимает заботливые прикосновения.

[вперёд]

Он может передвигаться. Не тем способом, который он считал нормальным ранее. Но у него ничего не болит. У него хороший, здоровый сон. Правда, ни одного из снов он, как ни силится, вспомнить не может. Но это не беспокоит его почему-то. И он даже не задумывается, почему именно. До того момента, пока не видит подошедшую к нему женщину с металлической штуковиной на длинном тросе.

Пока не понимает, что в руках у женщины ошейник, а сам он

СОБАКА.

– Тут мы видим картину в стиле чёрно-белого изображения, снятого на американскую телекамеру 60х годов двадцатого века, – говорит Свят. Продолжает:

– Он понимает, что он собака. Пёс. Представитель кинологической расы. Рейнкарнация? Следующее воплощение его разума? Точка, в которую он переместился прямо из точки смерти в автокатастрофе? Его не волнует это. Он не думает об этом. Он в полном шоке от этой визуально-сенсорной уверенности. А когда рука пытается прикоснуться к его загривку, он кусает эту руку. Он кусает руки и ноги. Откусывает палец соседу своих хозяев. И непрерывно орёт от ужаса.