Гиперболоид смерти. Психотронное оружие в действии - [7]

Бар «Уставший ковбой» довольно широко известен в Миссури. Я же оказался в той местности, находясь в поисках причастности местного руководства к аферам сенатора Льюиса, которого впоследствии благодаря моему расследованию удалось засадить за решетку на 223 года и 8 месяцев. В тот день в баре, несмотря на раннее утро, уже собралось немало посетителей. Жители этого города отличались какой-то неспешностью, можно даже сказать, леностью. Я же зашел просто выпить кофе. И получилось так, что я уселся рядом с сильно выпившим человеком, который в бессилии свесил голову на барную стойку. Внезапно он очнулся и, посмотрев на меня затуманенным взором, спросил, совсем как в плохих гангстерских фильмах.

– Ты кто?

Я представился, не скрывая ни своего рода деятельности, ни имени. Потому что именно вот такие любители выпить, кроме того что как губки впитывают алкоголь, еще и собирают всю информацию со дна любого, даже самого захудалого, городишки. Они всегда в курсе всех новостей другой стороны жизни, и чураться таких людей для журналиста, тем более расследующего различные темные аферы, – не стоит. Тем паче практика и история знавали немало примеров, когда вот такие, абсолютно на первый взгляд никудышные, респонденты были способны рассказать вещи, впоследствии всколыхнувшие не только низы, но и верхи.

– Том Рибок, запомните мистер, меня зовут Том Рибок, – протянул он сухую морщинистую ладонь, которую я, не побрезговав, крепко пожал.

Ответное рукопожатие тоже было сильным.

– Том, хочешь выпить? – задал вопрос я, про себя думая, что беседа, пусть даже никчемная, поможет мне скрасить несколько часов ожидания в незнакомом городе.

– Ну ты и вопросы задаешь! От выпивки я отказался всего один раз в жизни, когда вопроса не расслышал, – мрачно пошутил Рибок.

По мере того как он пил, взгляд его из мутного превращался в более и более осмысленный. Мы давно уже задушевно беседовали, точнее говорил Том, а я лишь вовремя вставлял междометия: «да…», «не может быть!» и в таком духе. Но мой собеседник был интересным человеком, прожившим бурную жизнь, поэтому фразы были не дежурные, совсем нет. Просто своим вмешательством я боялся перебить ход его мыслей. Вот что поведал мне Том.

– Служил я во Вьетнаме. Специальные войска особого назначения. Нашу группу часто забрасывали в тыл вьетконговцам, а мы уже действовали, исходя из обстановки, уничтожали живую силу противника, выжигали доты. Такие операции назывались рейдами. Мы же сами называли их «щекотка смерти». Не знаю, почему так, но называли. Так вот, в один из таких рейдов нам удалось найти подземные коммуникации врага. И лишь мы успели туда сунуться, как поняли, что здесь сосредоточены крупные силы противника и к тому же находится склад оружия. Когда мы передали информацию в центр, нам ответили ждать, по возможности перекрыв своими силами все выходы. Через три часа показалась укомплектованная по последнему слову техники вертушка[8]. Ну, из тех, что с пониженной шумностью. Летит она и лишь тихонько присвистывает…

Так вот к этому времени мы перекрыли все выходы. Вертушка не высадила десант по обыкновению прямо с воздуха, а приземлилась. Показалось несколько умников. То, что это яйцеголовые[9], я понял сразу. Ну, нам-то какая разница в принципе? Мы подчиняемся только непосредственному командиру, а на его физиономии, кстати, была нарисована далеко не братская любовь ко вновь прибывшим. Ну не любили мы их, что поделать!.. Все время норовят подергать Бога за усы. Что из этого получается – жутко.

Так вот. Вертолет, что самое необычное, остановил винты. Яйцеголовые в это время вытащили какие-то свои приборы – несколько ящиков – и буквально за 15 минут смонтировали непонятные устройства. После чего приказали нам, как только покажутся узкоглазые, стрелять по ним, не жалея патронов. Забрасывать их гранатами. Тогда мы еще усмехнулись: «Ну да, все так просто – сейчас они все бросят и полезут под наш огонь».

Однако не прошло и двадцати минут, как со стороны противника показался сначала первый, за ним второй… и мы стреляли, стреляли… Они же все перли и перли. Понимаешь, Перцефф, я не знаю, что там включили, но всех этих вьетконговцев будто дубиной по голове шарахнули: они идут, ошарашенные, ничего не понимают, автоматы болтаются… Никто даже не попытался стрелять! А я чувствовал – от них исходил ужас. Настоящий, словно им плевать на все… В одного я всадил пуль десять-пятнадцать, но он и после этого продолжал бежать в нашу сторону. Его тело рвало свинцом на моих глазах, а он продолжал двигаться. Это – зомби…

Тогда мы положили их всех. ЧП произошло, когда один из наших рванулся вперед прежде всех… Яйцеголовые, правда, потом отключили прибор, а мы обыскивали подземные помещения одно за другим. Только трупы, трупы. Узкоглазые сами разбивали свои головы о скалы, о стены. Крови столько я не видел даже на бойне. Понимаешь, Перцефф, это страшно! Просто страшно, когда вдруг ты ни с того ни с сего лезешь на открытый огонь пулеметов.

Я, конечно же, тогда сразу записал услышанную от Тома историю, но провести более глубокое расследование в этом направлении мне не удалось. Так и остался рассказ Рибока без должного внимания. Однако сегодня, разобрав свои архивы, я умудрился его отыскать.