Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита - [97]
Лось оборвал, оглянул провожающих. Надвинул на глаза шлем:
— До свиданья, товарищи, прошу как можно дальше отойти от аппарата…
Сейчас же Гусев крикнул из люка:
— Товарищи, я передам энтим на Марсе пламенный привет от Советской республики. Уполномачиваете?
Толпа загудела. Раздались аплодисменты.
Лось повернулся, полез в люк и сейчас же с силой захлопнул его за собой. Провожающие, теснясь, взволнованно перекидываясь словами, побежали из сарая к толпе на пустырь. Чей-то голос протяжно начал кричать:
— Осторожнее, отходите, ложитесь!
В молчании теперь тысячи людей глядели на квадратные , освещенные окна сарая. Там было тихо. Тишина и на пустыре. Так прошло несколько минут. Много людей легло на землю. Вдруг звонко вдалеке заржала лошадь. Кто-то крикнул страшным голосом:
— Тише!
В сарае оглушающе грохнуло, затрещало. Сейчас же раздались более сильные, частые удары. Задрожала земля. Над крышей сарая поднялся тупой металлический нос и заволокся облаком дыма и пыли. Треск усилился. Черный аппарат появился весь над крышей и повис в воздухе, будто примериваясь. Взрывы слились в сплошной вой, и четырехсаженное яйцо, наискось, как ракета, взвилось над толпой, устремилось к западу, ширкнуло огненной полосой исчезло в багровом, тусклом зареве туч.
Только тогда в толпе начался крик, полетели шапки, бежали люди, обступили сарай.
В ЧЕРНОМ НЕБЕ
Завинтив входной люк, Лось сел напротив Гусева и стал глядеть ему в глаза — в колючие, как у пойманной птицы, точки зрачков.
— Летим, Алексей Иванович?
— Пускайте.
Тогда Лось взялся за рычажок реостата и слегка вернул его. Раздался глухой удар — тот первый треск, от которого вздрогнула на пустыре тысячная толпа. Повернул второй реостат. Глухой треск под ногами и сотрясения парата стали так сильны, что Гусев схватился за сидение, закатил глаза. Лось включил оба реостата. Аппарат рванулся. Удары стали мягче, сотрясение уменьшилось. Лось прокричал:
— Поднялись.
Гусев отер пот с лица. Становилось жарко. Счетчик скорости показывал пятьдесят метров в секунду, стрелка одолжала подвигаться вперед.
Аппарат мчался по касательной, против вращения Земли. Центробежная сила относила его к востоку. По расчетам, на высоте ста километров он должен был выпрямиться и лететь по диагонали.
Двигатель работал ровно, без сбоев. Лось и Гусев расстегнули полушубки, сдвинули на затылок шлемы. Электричество было потушено, и бледный свет проникал сквозь стекла глазков.
Преодолевая слабость и начавшееся головокружение, Лось опустился на колени и сквозь глазок глядел на уходящую Землю. Она расстилалась огромной, без краев, вогнутой чашей,— голубовато-серая. Кое-где, точно острова, лежали на ней гряды облаков. Это был Атлантический океан.
Понемногу чаша суживалась, уходила вниз. Правый край начал светиться, как серебро, на другой находила тень.
И вот чаша уже казалась шаром, улетающим в бездну.
Гусев, прильнувший к другому глазку, сказал:
— Прощай, матушка, пожито на тебе, пролито кровушки.
Он поднялся с колен, но вдруг зашатался, повалился на подушку. Рванул ворот:
— Помираю, Мстислав Сергеевич, мочи нет.
Лось чувствовал: сердце бьется чаще, чаще, уже не бьется — трепещет мучительно. Бьет кровь в виски. Темнеет свет.
Он пополз к счетчику. Стрелка стремительно поднималась, отмечая невероятную быстроту. Кончался слой воздуха. Уменьшалось притяжение. Компас показывал, что Земля была вертикально внизу. Аппарат, с каждой секундой набирая скорость, с сумасшедшей быстротой уносился в мировое ледяное пространство.
Лось, ломая ногти, едва расстегнул ворот полушубка,— сердце стало.
Предвидя, что скорость аппарата и находящихся в нем тел достигнет такого предела, когда наступит заметное изменение скорости биения сердца, обмена крови и соков, всего жизненного ритма тела — предвидя это, Лось соединил счетчик скорости одного из жироскопов (их было два в аппарате) электрическими проводами с кранами баков, которые в нужную минуту должны выпустить большое количество кислорода и аммиачных солей.
Лось очнулся первым. Грудь резало, голова кружилась, сердце шумело, как волчок. Мысли появились и исчезли — необычайные, быстрые, ясные. Движения были легки и точны.
Лось закрыл лишние краны в баках, взглянул на счетчик Аппарат покрывал около пятисот километров в секунду Было светло. В один из глазков входил прямой ослепительный луч солнца. Под лучом, навзничь, лежал Гусев,— зуб оскалены, стеклянные глаза вышли из орбит.
Лось поднес ему к носу едкую соль. Гусев глубок вздохнул, затрепетали веки. Лось обхватил его подмышкам и сделал усилие приподнять, но тело Гусева повисло, ка пузырь с воздухом. Он разжал руки — Гусев медленно опустился на пол, вытянул ноги по воздуху, поднял локти, сидел, как в воде, озирался:
— Мстислав Сергеевич, а я не пьяный?
Лось приказал ему лезть наблюдать в верхние глазки. Гусев встал, качнулся, примерился и полез по отвесной стене аппарата, как муха,— хватался за стеганую обивку. Прильнул к глазку.
— Темень, Мстислав Сергеевич, как есть ничего не видно.
Лось надел дымчатое стекло на окуляр, обращенный к солнцу. Четким очертанием, огромным, косматым клубком Солнце висело в пустой темноте. С боков его, как крылья, были раскинуты две световые туманности. От плотного ядра отделился фонтан и расплылся грибом,— это было время, когда проходили большие солнечные пятна. В отдалении от светлого ядра располагались еще более бледные, чем зодиакальные крылья, световые океаны огня, отброшенные от Солнца и вращающиеся вокруг него.
