Гимназия Царима - [135]

— Маришка! — Встревоженный Аллар, такой чудесный и добрый, пришедший на помощь в самый сложный для меня момент, склонился над постелью, а я желала его отодвинуть, потому что не могла видеть Эсташа. И пришлось снова зажмуриться, взять себя в руки и улыбнуться моему замечательному наставнику.

— Все хорошо, правда?

Он спрашивал не у себя и не у меня, а у того, кому в данный момент верил больше, чем собственным глазам.

— Правда, — ответил Эсташ.

— Спасибо. — Иногда одно слово может выразить все чувства разом и в нем сокрыто гораздо больше, чем в целой благодарственной фразе. — Спасибо, мой друг.

Маришка шла на поправку. Все самые дорогие, редкие капли и прочие лекарства, назначенные докторами, включая и светило из самой столицы, не шли ни в какое сравнение с опытом энсгара и силой истинного защитника. Посылая Эсташу свое письмо несколько дней назад, Аллар уже понимал, что лишь один целитель способен помочь дорогой его сердцу девочке. И теперь Олайош радовался, видя, как расцветают румянцем прежде бледные щечки, а потускневший взгляд разгорается ярче, наполняясь солнечными искорками. Усаживаясь в кресло неподалеку от кровати и задумчиво потирая подбородок, Аллар наблюдал за процессом лечения или, попросту говоря, в открытую шпионил за молодыми людьми.

Мариона оживала, стоило Эсташу войти в комнату. Несмотря на слабость, пыталась подняться на подушках, когда он садился рядом, точно каждый раз стремилась оказаться еще чуточку ближе к нему. Начав вставать с постели, она большую часть времени проводила возле окна, забравшись с ногами в глубокое кресло. Олайош подозревал, что вовсе не свежим воздухом девочка хотела подышать, хоть и была вынуждена последние дни проводить в своей спальне. Она ждала. Каждый раз Маришка смотрела на улицу с тайной надеждой увидеть еще издали фигуру защитника.

О чувствах девушки не догадался бы лишь слепой, а пара весьма проницательных глаз имелась не только у Аллара. Серьезный взгляд Эсташа на юную сабен Олайош ловил не раз. Всегда спокойный и прямой, без тени намека и флирта, а у Маришки из-за него розовым цветом полыхали щеки и подрагивали пушистые ресницы. Иногда Аллар замечал, как девочка начинает кусать губы, пытаясь совладать со своими чувствами, впрочем, безуспешно. Зато эмоций защитника ему не удалось прочесть ни разу. И несмотря на давнее знакомство, понять, что ощущал при виде его юной жены тен Лоран, Олайош пока не мог.

Прежде во время лечения Мариона засыпала, а Эсташ молча держал ее за руку и, казалось, изучал ее облик. Это был не сосредоточенный напряженный взгляд, способный выдать внутреннее волнение, а что-то сродни внимательному, задумчивому познанию и чему-то еще, непонятному, скрытому. Возможно, тен Лоран на всех пациентов так смотрел, пытаясь определить суть болезни или отследить улучшения. Олайошу было сложно сказать. Когда слабость начала потихоньку уходить и девушка перестала погружаться в сон, Эсташ стал заводить беседы на отвлеченные темы, а Маришка просила его рассказать о пустынях.

В первый раз защитник удивился: «Почему о них?» «Я там никогда не была», — пояснила девушка. И стоило видеть, как она его слушала. Свернувшись клубочком под одеялом, подложив под щеку свободную ладошку, опустив взгляд на их сцепленные руки, очень внимательно слушала. Олайош бы сказал, что ловила каждое слово. Редко когда ему доводилось встречать людей, действительно умеющих слушать, а не стремящихся завязать разговор ради беседы о собственных интересах. Впрочем, Эсташу удавались такие рассказы, Олайоша и самого увлекало так, что хотелось попросить еще. Иногда Маришка вставляла довольно забавные комментарии.

Однажды тен Лоран завел речь о забавном пустынном зверьке лопусе. «Лиловый мохнатый шарик на ножках», — охарактеризовал он безобидное создание, которое при любой опасности прибегало к маскировке. «Он забрался в мой тент и притворился пушистой подушкой. Я его обнаружил быстро, поскольку лиловых подушек с собой не вожу, но уходить он отказался напрочь. Вцепился в ногу всеми четырьмя палочками и висел так не меньше часа».

— Могу его понять, — сказала на это Мариона, а когда защитник в удивлении поднял брови, явно смутилась и сбивчиво пояснила, что под тентом комфортнее, чем в пустыне. Эсташ на это впервые улыбнулся. Не то чтобы он прежде ни разу не улыбался, но в тот раз улыбка была иной, теплой, открытой и без капли сдержанности. Олайош затаил дыхание в своем кресле, боясь шелохнуться и нарушить этот момент, вторгнуться в волшебство улыбки и ответного взгляда. Именно тогда, когда увидел ее глаза в ту минуту, он начал понимать, что в сердце Марионы поселилась не простая влюбленность молоденькой девочки во взрослого и красивого мужчину. Подобные эмоции легко разгораются и быстро угасают. Однако чувства, замеченные Алларом в Маришке, оказались настолько глубоки, что походили на подводную часть айсберга. При этом ни разу за все время она не позволила себе ни единой вольности и заигрываний, только бесплодные попытки утаить свою любовь от окружающих.

День ото дня Аллару все больше хотелось подробнее расспросить девушку о причинах, побудивших просить помощи и защиты, о самом Орселе, но пока лечение продолжалось, Олайош не рисковал приступать к разговору. Последний эмоциональный всплеск привел Маришку к затяжному сну, который едва не окончился трагически, поэтому Аллар выжидал, не забывая наблюдать.