Гиллиус: светлая сторона. Книга 1 - [6]

Войти я так и не решился.

Глава 4. Тайный проход

Я спал до самого вечера. Лежа смотрел, как деревья в окне оставляют за собой тень на белых стенах моей комнаты. В кровати я обдумывал все, что увидел в кабинете отца. Я анализировал случившееся со мной происшествие. Я подумал: если бы картина с девочками была такой опасной, как я себе вообразил, почему тогда отец не избавился от нее? Почему держал ее под замком? Или ее нельзя было сжечь? Или она была просто на батарейках и когда улавливала движения, то картинка менялась? Такой запатентованный трюк большой корпорации. Вопросов было много. И единственным способом все узнать было снова пойти в кабинет.

Я встал с кровати и зашел в спальню отца. Со стола взял дневник, сел на кровать и снова его открыл. Стал читать. Хотя больше там было картинок, чем слов.

Конечно, мои глаза лезли на лоб.

Что было в твоей голове, отец? Не пойму.

Сначала я внимательно изучал картинки, смотрел, с каким чувством он их рисовал. Будто бы был уверен в существовании всех этих невероятных существ. Потом я пару раз пролистал дневник, как толстую пачку денег. Я стал думать над тем, что он написал.

5.04.1987 – ПЕРВОЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ

Стало быть, я в это время еще не родился, а уже тогда у него были проблемы.

11.06.2000 – ПОСЛЕДНЕЕ ПЕРЕМЕЩЕНИЕ

Стало быть, 13 лет он куда-то перемещался. Вопрос был – куда?

Потом я застыл над надписью:

ПРОХОД НА ГИЛЛИУС СРАЗУ ЗА ДЕВОЧКАМИ

Всего на одну секунду в голове проползла мысль: а что, если он имел в виду картину с девочками? И куда-то переместиться можно было сразу за ними? А? Как вам такое? Я что, тоже спятил? Нет-нет, эту идею я сразу откинул и запер ее далеко-далеко в своем подсознании.

Но если бы отец был сумасшедшим – что я уже на сто процентов принял, – тетя Агата бы обязательно это знала. В ее адекватности-то я был уверен. Но она ни разу за всю нашу с ней жизнь не сказала о нем плохого слова. Тем более что у него поехала крыша. Думаю, я бы обязательно такое запомнил. Она снова и снова говорила, что он меня любит, и как хочет уберечь, и какой он самый лучший парень. Стало быть, она с ним общалась.

Я вздохнул. Зажал дневник под мышкой, спустился в кухню, сделал себе чай и не спеша снова поплелся на второй этаж дома. Я стоял между кабинетом отца и своей спальней, спокойно попивая из кружки.

Надо было во всем разобраться, и я зашел в кабинет.

⁂

Я прошел, дернул выключатель, свет сразу включился. На этот раз кресло не дергалось, и я не слышал странных звуков. Теперь мне не было страшно.

– Посмотрим, что тут у нас, – сказал я, ставя кружку с чаем на стол.

Вчера, когда я в ужасе выбежал, я не запер картину, и теперь она сразу открылась моему взору. Девочки на ней горько смотрели вниз. Я хотел хорошенько их разглядеть. Что-то в этой картине было не так. Я это чувствовал. От нее исходил какой-то странный жар. Тепло, энергия – не знаю что именно. Я просто это чувствовал.

Я ее снял и поставил рядом. За ней ничего не было. Только стена. Не знаю, что я ожидал увидеть… может быть, дверь или, скажем сейф. На всякий случай я уперся руками в стену и с силой надавил. Ничего. Потом стал стучать по ней в надежде, что в каком-то месте окажется пустота и тогда я выломаю стену кувалдой. Но она была литой и плотной. А потом я взял свою кружку и вылил на нее чай. Возможно, я надеялся, что из-за жидкости что-то изменится, но ничего не произошло.

К тому моменту я уже в голос над собой ржал. Не хватало только с разбегу вписаться в стену для полной уверенности, что там ничего нет. Ну что ж, сказано – сделано. Я отбежал на пару шагов и плечом врезался в стену. Хорошо, что мне хватило мозгов не делать этого дважды. Я повесил картину на гвоздь.

– Что же вы скрываете, девочки? – пробормотал я, глядя на них.

Я стал рассматривать на картине каждый мазок в надежде что-нибудь обнаружить. Какие-то зашифрованные слова, символы, знаки. Ничего. Затем я приблизился к ней, для того чтобы понюхать. И тут мне показалось, что носом я почувствовал ветер. Он словно легонько меня пощекотал.

Я отстранился, проверил, на месте ли нос. И стал медленно тянуться рукой к картине и, когда прикоснулся, почувствовал лишь выпуклые мазки масляной краски. Я прошелся по всему полотну сверху донизу, туда и обратно. Дважды. И ничего не обнаружил. И только потом, спустя кучу времени, я поменял тактику по разоблачению секретов девочек. Я поставил ладонь ребром и просто всунул ее в картину, словно всовывал руку между шторами на окне. Моя рука утонула.

Я взвизгнул, отпрыгивая назад, стал ползти по воздуху, но тут меня подхватило кресло и удержало, тепло обнимая, словно говоря мне: все хорошо, Бодя, все хорошо. Я провалился в его мягкие объятия, уставившись на картину, мое сердце выпрыгивало из горла.

– Не может быть, – шептал я. – Этого не может быть.

Отправившись от шока и силком держа себя, чтобы не удрать, я снова подошел к картине и всунул в нее руку. Она провалилась.

– Тайный проход, – не верил я.

Я не помню, сколько мне потребовалось времени для того, чтобы решиться. Я хватался за голову, грыз на ногах ногти, ходил по кабинету туда и обратно, словно подо мной горел пол. Я думал. Я думал обо всем, что прочел в дневнике. Строки то и дело всплывали перед глазами.