Гильгамеш - [9]

Однако рука дрогнула и стрела скользнула по загривку молодой самочки, лишь испугав, но даже не ранив ее. Антилопы вскинулись, на мгновение мелькнули черные капельки их глаз, и вот уже они неслись от него прочь. Но Зумхарар даже не выругался. Охотник потерял дар речи, а когда обрел его, вместо проклятий мог только шептать молитвы Энки.

Руку заставил дрогнуть страх. Страх же на время сковал тело Зумхарара. Охотнику показалось, что от обрыва оторвалась и приближается к нему мохнатая скала. У скалы имелась голова с маленькими, ничего не выражающими глазками, две ноги, две длинных руки. Ее глазки смотрели сквозь тень ивовой рощи, в которой сидел Зумхарар, они видели охотника.

— Спаси, Энки! — нашел-таки силы воскликнуть человек. — Скажи, какого земляного демона я обидел!

Будто раззадоренная голосом Зумхарара, ожившая земля перешла на рысь. Человек поразился необъятности плеч существа и понял, что ни стрелы, ни дубинки, ни даже остро отточенный нож не нанесут демону вреда. Завизжав, словно поросенок, которого тащат под нож мясника, охотник бросил оружие и пустился в бегство. Тут же за его спиной раздался дробный топот: скала очень резво передвигала ногами. Зумхарар с тоской подумал, что еще несколько мгновений, и она догонит его, сомнет, превратит в кровавую лепешку. Однако удовлетворившись, видимо, тем, что нагнало на охотника страх, существо неожиданно остановилось. Зумхарар, не снижая скорости, удалялся от водопоя, еще не смея надеяться на спасение.

Там, где ручей, стекавший с обрыва, терялся в обширном тростниковом болоте, у охотника был шалаш. Делали такие шалаши просто. Прежде всего Зумхарар вырубил круглый участок тростника и выложил образовавшееся свободное место срезанными стеблями словно циновками. Тростник, росший по краям этого пространства, охотник пригнул к середине и связал так, чтобы получилось нечто вроде сводчатого потолка. В шалаше было темно, душновато, пахло быстро истлевающими стеблями, но после бегства от скалы по открытому месту шалаш показался Зумхарару настоящим укрытием. Он нырнул в темноту и, обливаясь потом, замер.

Кого ему довелось встретить? От какой пуповины оторвался этот земляной ком с руками и ногами? Чего он хотел: убить Зумхарара или просто прогнать? Если чудище было голодно, почему же оно не схватило какую-нибудь из антилоп, ведь те пробегали близко-близко от него?

Сперва охотник хотел выждать какое-то время, а потом вернуться к засаде, чтобы забрать оружие. Если скала ушла, может быть ему удастся поохотиться. Как ни страшно было Зумхарару, возвращаться в город с пустыми руками он не желал. Но что-то вдруг зашумело на краю заводи и сердце охотника ушло в пятки. «А если это Он? Пробирается к шалашу, чтобы прыгнуть на него, или вытащить меня за ногу, разорвать на куски?» Ужас был настолько велик, что охотник с трудом сдержал рвущийся из груди вопль.

Медленно, стараясь не издавать ни звука, Зумхарар пополз к выходу из укрытия. Шум стих, скалы он не видел, однако охотник не верил кажущейся тишине. Небо стало каким-то другим, более тусклым, стебли камыша торчали прямо, недвижимо, как перед грозой. «Злые духи, — пробормотал Зумхарар. — Энки, охрани…» Он собрал остатки мужества и вначале на четвереньках, потом пригнувшись стал выбираться из болотца. Тропинка привела его к гнилым озерам; только здесь охотник вздохнул свободнее. Он еще раз глянул на далекий уже склон, где бродил человек-земля и быстрым шагом, почти бегом отправился на восток, в город.

Гроза разразилась только на следующий день. Редкая в это время года, она даровала строителям стены неожиданный отдых. Одни разошлись по домам, другие завернули в постоялые дворы отведать браги, да посудачить о Большом.

Около северных ворот города находился маленький храм Инанны, при котором еще прадеды нынешних урукцев построили постоялый двор, правильно рассудив, что близость святых блудниц будет заманивать сюда мужчин. В день грозы под широкий навес мужчин набилось так много, что некоторые сидели прямо на земле. Они потягивали дурно пахнущее пойло, слушали шум дождя, удаляющиеся раскаты грома и ежились от прохлады, принесенной небесной влагой.

Среди посетителей особо выделялась группа охотников. Эти сидели нос к носу, сдвинув две длинные скамьи, и, занятые разговором, не интересовались тем, что происходит вокруг. На их лицах была написана тревога, в голосах слышалось возбуждение.

— Он просто быстр, как степной ветер, Зумхарар, — говорил пожилой, уже совсем лысый охотник. — Все мы видели одного и того же… человека. Видели в разные дни или в разные времена дня. Он шел вдоль водопоев от полуночи на полдень — и прогонял нас, и засыпал ловушки.

— Он знает язык животных! — встрял другой охотник, маленький подвижный человек, левая рука которого была покалечена степной пантерой. — Я видел, как он разговаривал с онаграми. Клянусь Инанной, они его понимали!

— Если это человек, с ним можно договориться. Если дух, его можно умилостивить. Настолько ли он страшен, чтобы всем бросить охотничьи угодья и сбегаться в город? — важно проговорил Зумхарар. Он словно бы забыл о своем испуге и теперь недовольно морщил нос, когда кто-нибудь начинал говорить о человеке-скале дрожащим от страха голосом. — Но раз уж мы здесь, давайте решим, как поступить, чем привлечь его.