Гильдия убийц - [26]

— Ему можно сопротивляться?

Магара покачала головой:

— Печать может быть сломана только тем, кто ее наложил.

Юноша. Это, должно быть, он.

— А если тот, кто это сделал, умер?

— Тогда нет никакой надежды.

Ей показалось, что земля содрогнулась под ее ногами.

— Но я говорю не о том, о ком ты подумала.

Дубэ вздрогнула.

— Юноша был исполнителем, но заклятие наложил маг. Именно его ты должна отыскать.

Маг. Гильдия. Это — Гильдия.

— Значит, я должна найти его и заставить снять с меня заклятие.

Магара кивнула:

— Но он не должен умереть, помни об этом, или — ты пропала.

10 ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ. ПРОШЛОЕ III

Первые дни Дубэ еще думала, что может спастись. Она не отказалась от мысли вернуться в Сельву, говорила себе, что это возможно, что она может это сделать, что она — хороший ходок. Она никогда не терялась в окрестностях селения, не заблудится и сейчас. И она бродила, стаптывая башмаки в этом лесу. Пыталась ориентироваться по солнцу, как ее учил отец, но не могла понять, где находится. Ее везли три дня. Дубэ никогда еще не проделывала такого путешествия. Она была за много километров от дома. Дубэ пыталась не думать об этом и шла дальше.

Она часто плакала, звала отца, как будто ее голос мог долететь до Сельвы. Он же говорил ей, что всегда защитит ее, что никогда не оставит ее одну, что с ней никогда ничего не случится. Так почему же ее голос не долетает до него, почему он так далеко? Но она найдет его, или он сам придет и заберет ее, отведет домой.

Дубэ питалась тем, что ей дал юноша, и старалась экономить пищу. Спала под деревьями, но мало и не выспалась потому, что ее мучили кошмары: ведь она в первый раз спала в лесу. По ночам все увеличивалось до невероятных размеров: деревья напоминали неприступные башни, тихие дневные шорохи и шелест превращались в страшный грохот.

Целых пять дней Дубэ только блуждала по лесу, но не прошла и половины. Она продолжала идти, пока ее несли ноги. Надежда постепенно исчезала, еды почти не было, но Дубэ не хотела сдаваться, продолжала думать, что сможет вернуться, что она храбрая и сможет продержаться.

Но в один прекрасный день она поняла, что есть больше нечего, а усталость парализовала ее ноги. Неожиданно желание увидеть отца и вернуться домой уступило место гораздо более прозаическим чувствам. Ее терзал голод. Времени на отчаяние не было, оставалось только искать, чем прокормиться. Все ее существование свелось к поиску пищи, воды, ночлега и преодолению бесконечного пути.

Дубэ попыталась ловить рыбу. Ей удалось выйти к воде. Это получилось инстинктивно. Да и идти вдоль побережья было легче, чем среди деревьев. Ее одежда уже износилась, а башмаки не были предназначены для такого долгого пути. Она сбила и исцарапала ноги. Но голод заглушал все чувства, даже боль от порезов. А рыба, плескавшаяся в реке, была такой притягательной добычей.

Она ловила рыбу с яростью, окунаясь в прозрачный водный поток. Рыбки плавали быстро, а она — медленно, слишком медленно. В конце концов Дубэ преодолела свою усталость. Она стала играть, как раньше в Сельве. Окунала руки в ледяную воду, ощущая, как рыбы проскальзывают между пальцами. Но она была настойчива. Она пыталась, снова и снова. Наконец, вечером, ей удалось схватить руками первую добычу. Дубэ вспомнила вкус жирной и сочной рыбы, зажаренной на костре. Но сейчас ей понадобилось бы слишком много времени, чтобы найти все необходимое и разжечь костер. Правда, ей много раз приходилось видеть, как это делается, но сама она ни разу не пыталась. Ее манила переливающаяся серебристая чешуя рыбы, желудок болел от голода. Тогда она вцепилась зубами в еще живую рыбу. Во рту был неприятный вкус, Дубэ выплюнула кусок. Но ее желудок протестовал, он нуждался в еде. По лицу Дубэ медленно катились слезы, смешиваясь с речной водой. Она закрыла глаза и снова откусила, стала жевать, сдерживая тошноту, проглатывать куски, один за другим, со страшными усилиями, пока не съела всю рыбу.

Еще один день, еще один. После бессчетного количества дней Дубэ неожиданно дошла до конца леса. Деревья постепенно стали редеть, но Дубэ не сразу это поняла. Стало очень светло, некоторое время Дубэ не могла даже видеть, где находится. Потом перед ее глазами медленно стали возникать контуры: перед ней расстилалась широкая равнина. Высокая трава яркого зеленого цвета. Все напоминало один из лугов, рядом с ее Сельвой. Наверное, Дубэ какое-то мгновение на это надеялась. Потом она увидала вдали дымок. Дым — значит, селение. Дым — значит, какие-то люди. А люди — значит, помощь и еда.

И она снова пустилась в путь, теперь уже под солнцем, ничем не укрываясь от жары, и опять без пищи. Но Дубэ шла вперед, чувствуя жар, пульсирующую боль в ногах и голодные спазмы в желудке.

Иногда земля ритмично вибрировала, а в небе появлялось нечто, похожее на темные точки: две, максимум три, а еще чаще — одна птица. Странные птицы, имевшие удлиненные формы, извивались на головокружительной высоте. Дубэ недоумевала и жалела, что не было лука, чтобы убить и съесть птиц. У Матона был великолепный лук, почти во весь его рост, старая реликвия его отца. Он был слишком большим и тяжелым, чтобы ребенок мог из него стрелять, но Матон всегда говорил, что когда-нибудь он научится.